Владимир Бочкин - Инспектор судьбы

– Нас учили только самым общим делам, а о пожирателях судьбы даже наш начальник ничего не слышал. Значит, последние четверть века можешь не брать. Тебе нужны самые дальние уголки, самые грязные стеллажи, где много пауков, паутины и подозрительных шорохов в углу.

Инспектор, поджав нижнюю губу, смотрел на коллегу.

– Чтимая Маносси, вы в кого такая язва уродились!

– Мрачно-лирический склад личности, чтимый Дормасси, тонко настраивает моё нежное сознание на здоровый практический цинизм, и язвительную, но крайне милую и непосредственную манеру выражать мысли.

– Что ж, не могу не восхититься вашей в высшей степени утончённой манерой вести беседу и благопристойно намекать на желательность моей многотрудной работы в архиве.

– Будьте так любезны, чтимый.

– Всенепременно, чтимая.

– М-да!

Древние обернулись. Перед ними стоял низкорослый крепыш из четвёртой волны. Сторожа обязаны прогуливаться время от времени по залу. Сейчас один из охранников открыв рот, наблюдал за ними. Потом мотнул головой. – Никогда не привыкну. – И отправился дальше по своим делам.

Инспектор повернулся к коллеге.

– Никакого уважения, чтимая.

– И не говорите, уважаемый. Ладно, ты в архив, а я к стражникам, заберу копию дела.

– Пока!

– Вечером увидимся.

Портовая стража тридцать лет назад обосновалась в старом ангаре, где когда-то шили паруса для кораблей. Потом его много раз перестраивали и теперь здесь копошились неугомонные стражи порядка, которые пытались держать в узде горячие нравы портовых жителей и многочисленных моряков из всех стран, где есть море.

Кабинет начальника расположен на втором этаже. Это искусственный этаж на правой стороне помещения. Всего несколько кабинетов. Всё остальное пространство открыто. Раньше здесь находились комнаты руководства предприятия, чтобы они могли видеть всё своё маленькое, но кипучее царство. Несколько кубиков со стеклянными стенами. Сейчас здесь сидит начальник стражи, его секретарша, бухгалтер и ещё какие-то гражданские службы.

На обширном поле первого этажа расставлены десятки столов, где болтают, пишут, допрашивают подозреваемых несколько дежурных оперативников. Остальные пустуют, их хозяева либо отдыхают, либо бегают по району, пытаясь разобраться с очередной поножовщиной в портовом кабаке.

Амелла поднялась наверх по железной лестнице, которая угрюмо громыхала под тяжестью её лёгких шагов.

Начальник портовой стражи Парело Бури очень гордится двумя вещами. Своей внешностью и тем, что он единственный районный начальник, вышедший из четвёртой волны. Причём, пробился сам с нуля. Точнее, с отрицательных значений. Высокий смазливый шатен, из тех, кого терпеть не могут другие мужики, но женщины рыдают от счастья. Ну, обычно рыдают. Потому что Амелла не выказала ни малейшего желания хоть чуть-чуть помлеть от удовольствия, и уж тем более предрасположенности к восхищению. Шеф Бурри встретил её с улыбкой, но прошло всего пять минут, и улыбка на красиво очерченных губах увяла.

И как такого самовлюблённого пижона сделали начальником столь криминального района, размышляла девушка. Он же словно со сцены театра сбежал. Везёт ей сегодня на самодовольных красавчиков.

Ну, конечно, думал Парело, древним все пути открыты, такая молоденькая, а уже полевой агент. Наверняка родственники подсуетились. У них везде связи, а уж Департамент судьбы вообще у них в кармане. Сразу видно, не пахала с двенадцати лет как он. У него три ножевых ранения и одно пулевое, а эта чистенькая мордашка смотрит на него как на убогого. Всё же, древние дико надменный народ. Хоть бы вторые дожали их, наконец, в Совете.

– Следствие ведут наши оперативники. Преступление совершено на нашем участке и отвечаем за него мы, – сухо сказал он, бросив попытки произвести впечатление на высокомерную девчонку.

– Никто не спорит. Но нам важны любые зацепки, чтобы вычислить правильного духа.

– Рано говорить о результатах. Мы не нашли ни ведьму, ни других одержимых. Прочёсываем район мелким гребнем, но пока пусто.

– Пострадавший говорил, что ощущал присутствие сильного духа, возможно владыки одного из Дворов.

Красавчик пожал плечами.

– Вряд ли. Либо архонт нацепил на себя кучу маскировочных амулетов, либо это просто сильный дух. Иначе у меня полрайона отправились бы в приют для одержимых.

– Архонты контролируют свою силу.

– Ну, это вашему департаменту виднее. Если что-то узнаем, тут же сообщим по обычным каналам.

– Убитых одержимых, полагаю, тоже пока не опознали.

Страж хохотнул, но невесело, с кривым лицом.

– Ох уж эта ваша пошлая привычка стрелять в лицо. Много крови, мозгов. Очень неэстетично для столь чистоплотного народа.

– Большинство людей, покалеченных силой духов вполне безобидны. Странные, чудаковатые, но безопасные. Зато опасное меньшинство проще остановить выстрелом в голову. Пули на них действуют, но они не чувствуют боли. Такой получеловек может накрошить кучу людей, даже нашпигованный пулями. А дырка в голове гарантирует безопасность окружающих.

– Всегда тяжело установить личность мелкой шпаны. Здесь каждый день новые лица, даже если эти лица не пробиты пулями. Но мы копаем. Опросили местных. Никто ничего не видел. Залётные птички.

– Они пришли в порт не рыбу ловить. Известно, чем они занимались?

– Мы догадались, что здесь у них дела, – с каменным лицом сообщил Парело. – Но пока ничего.

– Никто, никого и ничего. Негусто.

– Ранен наш товарищ, и мы работаем как проклятые.

– Что ж, благодарю за сотрудничество.

Амелла вышла из ангара и покатила обратно на работу. Бесполезно. Стражники никогда не горят желанием делиться информацией. А этот выскочка, похоже, недолюбливает древних, как большинство из них. В любом случае, её работа – допрашивать архонтов, а не налаживать связи со стражей. Завтра начинается настоящая работа. Первый допрос – лорд слепого случая.

Маэро открыл глаза и полежал в полутьме. Надо бы встать для утреннего ритуала приветствия миру, но не хочется. Для волевого усилия требуется искра намерения, а ему больше некуда торопиться.

Первые минуты после пробуждения голова остаётся пуста и прозрачна. И только где-то на краю сознания медленно созревают тёмные тучки будущих мыслей. Врач предупредил, что плохо будет очень долго. Возможно всегда. Нужно привыкать быть жалким бродягой, скитающимся по руинам своей личности.

Стражник медленно опустил ноги с кровати. Посидел немного. В единственное грязное окошко вливался мутно-белый утренний свет – тошнотный гной для глаз. Прикроем веки. А теперь как в гробу оказался. Ладно, можно открыть, не сидеть же тупо в искусственной тьме. Что это со мной! Откуда такие мысли? Неужели это я!