Андрей Марковский - Веселья жизни скрылся легкий дым. Рассказы для девушек среднего возраста

А тогда, после окончания разгрузки, прямо в мелкий дождь вынес Пантелеев из своей времянки поднос с водкой, рюмками и бутербродами с колбасой-сыром, та и так, согрейтесь, мол, ребята. Салават, понятное дело, в завязке – отказался, а Миша выпил две стопки. Хорошая водка, не сучок, дорогая. Тут и закрутилась эта беда. Хотя по-другому отрядить, поначалу вовсе не беда, а удача большая. Спросил Пантелеев дом поставить, да не просто сруб собрать – дело нехитрое (хотя тоже денежное) – но и стропила, и крышу покрыть, и фронтоны зашить, подвал сделать, к тому ещё сарай дровяной. Остальное, говорит, чистую отделку делать привезу из города плотников. Дом собрать надо быстро, до осени. А до осени – рукой подать, август уже. Так что разговор не на торг пошёл, а на рубли немалые, «за скорость». Свободных людей у Миши не было. Не беда, подумал он, не впервой, опыт есть. Известное дело, эти дачники на неделе в городе живут и только к выходным приезжают, так что выкрутимся. Что-то выговаривал Пантелеев по несколько раз одно и то же, но Миша не обратил внимания. Ударили по рукам.

На другой день выпало воскресенье. Хозяину надо было работу показать, аванс истребовать. Миша пару своих людей с другой стройки снял, да двоих совсем никчёмных алкашей деревенских привёл. За день впятером четыре венца на фундамент положили с грехом пополам. Вечером по сложившейся традиции Миша – к хозяину, надо, дескать, с рабочими рассчитаться, потом еда, чай, и машину заправить. Десять тысяч всего-то просил авансом, а этот жмот ни копейки не дал. Работайте, говорит, как договаривались. «Ладно», – подумал тогда Миша, – «Потерпим. На неделе сруб дособираем, отдаст, когда увидит готовый». Пока алкашам на бутылку дал, а своим – постоянным работягам —денег после обещал.

Понедельник начался дождём. Мелким, моросящим, таким же противным, какой бывает поздней осенью. Мужиков пришлось на первый объект отправить. Там работа уже под крышей, не мокро, да и заканчивать её пора, а то на два фронта воевать сил не хватит. На другой день опять дождь, но уже с просветами. Что-то будто кольнуло Мишу поехать поглядеть, как там у Пантелеева, но больно грязной стала дорога, не поехал. Только к пятнице смог собрать бригадир своих людей на пантелеевскую дачу. Приехали вшестером, так что дело споро пошло. К последним венцам стопориться стало: сильно хорошее дерево срубили буржую. Давно таких брёвен не видали мужики – почти в обхват и длины необычной – 12 метров. Бывало, и больше избы собирали, но то пятистенки. А здесь – четыре стены. Явно не в наших краях рубили. Вот и вышло – тяжёлые брёвна закатить на последний венец вручную, на верёвках, так и не смогли, опять пришлось на помощь Салавата с его «Беларусью» звать. Большая-небольшая, а всё же лишняя, непланированная трата, к тому – опять из своего кармана.

В хороший момент хозяин подкатил. Важный такой, при галстуке. «Ситроён» сияет красным лаком даже сквозь грязь. Не порадовался проклятый капиталист, что дом на месте стоит, а не россыпью на дороге валяется, – сразу матом ругаться начал: «Я во вторник приезжал, а вас етить… нет… никого. Хотел условиться, когда доски привозить, чтоб дальше простоя не было, а вы… отдыхаете. Так етить… не пойдёт. Или работайте …, как договаривались, или …, то есть до свиданья». Денег, понятное дело, опять не дал.

Пришлось все другие, не менее важные в конце лета дела бросить. Бросить-то бросили, почти всех своих Миша к Пантелееву на стройку согнал, только толку получалось – чуть. Мужики работали, как привыкли. Каждый час – чай (а кто-то и чифир), каждые полчаса – перекур, пачки сигарет на день не хватает. Раньше девяти не соберёшь, а после шести всем домой надо. Вот проклятая советская привычка, отрыжка совхозная. Ладно хоть по субботам не отказывались работать, правда, только до обеда. Ещё дождь проклятый замучил. Помаленьку вроде бы капает, но и не кончается. Мокрое всё, доски, инструмент, одежда, – не просыхает.

Ну да ладно. Дом поставили и стропила приладили. Обрешётку было привычно начали делать – буржуй приехал, остановил. Велел с внутренней стороны стропильных балок доски крепить, вроде как обрешётка шиворот-навыворот. Потом утеплитель привёз и велел его между балок укладывать. Сам командовал. Даже на крышу залез и пеной монтажной щели лично запенивал. После опять обрешётку сделали и теперь уж металлочерепицу стали класть. Мужики-то непривычные, давай её как шифер крепить, по гребню волны, а длины саморезов не хватает. Стали гвоздями приколачивать. Приехал Пантелеев, зачастил он в последние дни, – Миша ему и говорит: «Саморезы-то короткие». А он разорался: «Вы что, чукчи, что ли? Черепицу первый раз в жизни увидели? Строители, блин!», – опять на крышу полез, показал, как надо. И тут он гвозди увидал, которыми мужики первые листы крепили. Я, говорит, наконец понял, какие вы строители. Черепицу заканчивайте укладывать – и всё.

У Миши даже отлегло. Правда, сразу легче стало. А то совсем тяжесть последнее время на сердце была, может даже болело оно. Только как сердце болит, Миша до того не ведал.

Раз прояснилось с финишем, вдвойне бригадир стал мужиков подгонять. А мужики-то и рады, быстрее зашевелились. Вправду: сколько заработали – и ладно, сильно много никогда не надо, даже вредно. Сколько-то тысяч жене на хозяйство, сколько-то – детям к школе прикупить-приготовиться, домой телевизор новый или шкаф, а себе ничего не надо. Всё, что сверху останется – пропить, а то вспомнить будет нечего. Прожили год или он сам куда-то делся? … Неделю покуролесишь, челюсть кому сломаешь – есть о чём вспоминать долгой зимой.

Дождь тоже как почувствовал перемену, затих. Даже ненадолго солнце появилось. Правда, совсем ненадолго. Опять тучи собрались, да гуще прежних. Замутило сначала где-то далеко, потом на опушку леса придвинулось, и уже на крыше пантелеевской ветер сквозит. Черно стало сверху, почти так же, как земля внизу. Белая полоса сильного дождя к югу видна стала, а ветер аккурат южный.

– Инструменты убирай с крыши! – скомандовал Миша. – Шуруповёрт, молоток, саморезы подбирай, спускаемся!

Забрались под недоделанную крышу, закурили. Громыхнуло вдалеке, пока несильно.

– Ну и лето нынче, – сказал Ерофеич, плотник. – И зима вовсе не такая, как раньше. Раньше зима – зимой, снег и холодно. А сейчас снега почти нет и оттепель всё время.

– Раньше и лето было другое, – согласился с ним молодой Шарип, – в июне ещё прохладно, а в августе уж не купались. В прошлом годе пацаны в сентябре после школы на речку бегали, числу к десятому только подхолонуло.

– Это в прошлом году, – веско сказал Миша. – Нынче смотри что творится, всё лето, считай, дожди.

– Но ведь не холодно, – возразил Ерофеич.