Александр Бергельсон - Череп Чёрного Колдуна

Голован испуганно зыркнул на то место, где недавно порешил Лютобор баб вреднючих.

– Что? – Спросил Чурляй. – Говори, Нечай. Нам точно знать надобно: откуда бед ы ждать, какое горе мыкать?

– Если только в дела наши кто-то настолько сильный вмешивается, кому и эта далёка иноземна дрянь подвластна. – Голован оглядел братву. – Смекаете, о ком речь веду?

– Есть такой над нечистью Владыко. – Лютобор отхлебнул браги. – Навислав, Колдун Чёрный. Спасибо, умная башка: кто знает, тот готов к неожиданности любой. Сдюжим.

– Ладно. – Чурляй поставил чару. – Разобрались, стало быть. Пора тебе идти за мальцом, Голован. Скажи-ка ещё раз: как там его зовут-кличут?

Голован встал.

– Илья, сын Ив а нов. – Ответил он Чурляю. – Елька, со мной пойдёшь. Пока я Илью искать стану, да разговор строить, пошукай в селе Карачарове: какие новости. В деле нашем самая малость любая может стать важнее важного.

На чо мальцы ловятся

– — – — – — – — – — – — – —

Дороги – самый сильный наркотик, какой только есть на земле, а каждая из них ведёт к десятку других.

Стивен Кинг. Темная Башня V: Волки Кэллы

– — – — – — – — – — – — —

Во тот день Илья впервые на батяню обиделся по-настоящему.

Выпорол батя Илью, вот в чём дело.

А за что выпорол?

Если говорить честно, то не за просто так, конечно, но – всё равно: обидно.

Купец Вышата в Карачарове появлялся исключительно с наездами.

В прямом смысле сказанного: прибывал, душегуб, раз в полугод, и наезжал , понимаешь, на всех, без разбору.

Ибо исключительно в Карачарове мог себе Вышата позволить браги пенной, да и чего покрепче.

Ведь дома—то, во Киеве—граде, всегда при дозоре—догляде, Вышата вёл себя исключительно тихо и скромно, вина стор о нился, разгулом ни разочку не оскор о мится, поскольку – жена, ох, зело строга, держала дозором буйные берега Вышатовой удали пьяной, да тяги к хмельному рьяной.

А тут – жены рядом нету, ни спроса, ни ответу: гуляй, не хочу, любая блажь по плечу, отворяй бутылочке ворот а , да не проноси мимо рта!

Сельчане терпели.

А что поделаешь?

Сила денег – она везде сила: все лавки в Карачарове Вышата держит, каждая копейка от него в любом семействе напрямую зависит, быть ей, копейке-то, али не быть…

Вот Илья Вышате и попался под горячую руку, когда хмель купчинову голову на подвиги звал с небывалой силой устремления.

– Ма-а-алец! – Воззвал Вышата, наблюдая, как Илья несёт вдоль по улице брёвнышко на плече.

Невеликое, прямо скажем, брёвнышко: полторы сажени длины, да полусажень в поперечнике.

Илья остановился, вежливо рукой свободной шапку снял с головы, да и поклонился, брёвнышко на плече, впрочем, держать продолжая.

– Здрав будь, Вышата Ануфриевич. – Поздоровался Илья. – Дня вам хорошего, да в делах л а да.

– А куды-й то ты моё бревно тащишь? – Выпучивая глаза, осведомился Вышата. – Хто разрешил?

– Так, батяня велели. – Растерялся Илья. – В кузню несу. Столб ставить надо: старый сгнил совсем.

– Платить хто будет за моё брёвно мне ? – Совсем озверел Вышата. – Воруешь, тать! Да я тебя!

И замахнулся нагайкою.

Тут Илья руку купцову с нагайкой перехватил.

– Не серчайте, господин Вышата. Только ведь пл о чено было батей, как полагается, при покупке. Извольте сами посмотреть в конторе-то вашей, у приказчика.

Вышата попробовал было руку вырвать, да не смог.

Тем временем, к ним уже со всех ног бежали слуги Вышатовы: один с ломом железным наперевес, другой – с дубинушкой, в кою для усиления результата вбиты были остры гвозди в той части, где всякая дубинушка естественно утолщение имеет.

– Бей его, слуги мои верные! – Орал Вышата. – Вколоти ума ему с послушанием во все места, мать-перемать, три раза разъэтак, да через так!

Дальше события развивались весьма своеобразным образом.

Илья бревно с плеча сбросил, у первого слуги Вышатова дубину отнял, да пополам переломил.

Причём, не об колено там, а просто в руках, навесу.

А потом, когда второй подбежал с ломом, лом этот у него забрал бережно, и всем троим, включая самого Вышату, ломом этим руки обмотал, чтоб зря не махали, а сам лом, уже вокруг рук обмотанный, завязал на узел.

Илья опять пристроил бревнышко на плечо.

– Зря вы. – Укоризненно сказал он, – Я ж говорю: с батей разбирайтеся. Я тут совсем не причём: что велел родитель, то и делаю. Ну, а теперь прощевайте. Пора мне.

И пошёл в кузню.

Потом звали кузнеца Ивана.

Потом Иван лом развязывал, и всё, что ему сказать у Вышаты накопилось, пока он, Вышата, стоял, ломом на узел завязанный со слугами в обнимку, слушал.

Потом маненько подвезло, потому как вдруг в Карачарово-село супружница Вышаты, Ефросинья Трифоновна, со стороны большого тракту на резвой тройке неожиданно въехала.

Видно, кто-то из при муженьке приставленных соглядатаев, успел докладнуть про гульбу, зело лютую, купца достославного, муженька еённого.

Тут Вышате не до кузнецова сына стало: самому, понимаешь, живым бы остаться…

А Иван – Иван в кузню пошёл, вожжи взял, да и отходил Ильюху по тем самым местам, через кои всяк провинившийся сын от родителя получает уроки воспитания.

Иван порол сына молча.

Слова ни к чему там, где и так всё ясно.

Илья порку принял тоже бессловесно.

Взаимное молчание наказывающего и наказуемого, – к сожалению, ныне полностью утраченная высшая форма древнейшей результативной семейной педагогики.

Наказывающий молчит, потому что уважает наказываемого, а всё, что д о лжно было сказать в виде объяснения причин и целей порки, уже сказано до начала процесса.

А наказуемый молчанием своим чётко обозначает и правоту родителя, и уразумение своё преподанного посредством порки урока жизни.

– Вышата всегда прав, даже когда он неправ вовсе. – Сказал кузнец Иван, вожжи готовя. – Посему, сыне, наука моя тебе будет такой: за правоту твою тебя наказую ныне, ибо нельзя достигать правоты тем макаром, каким достиг её ты. Уразумел?

– Да, батюшка. – Отвечал Илья, сымая портки.

Но обида, как и было сказано, осталась.

С этою обидой Илья шёл по селу к реке: обиду свою думать, в тишине, у воды, под журчанье струй тихо текущих, когда неожиданно был окликнут степенным мужиком городского вида.

Причём, окликнут по имени отчеству.

– Ты, Илья Иванович, обиду свою понять хочешь. Так я тебе про неё расскажу. Пойдём: у реки оно, и вправду, сподручнее беседы мудрые вести.

– День вам добрый. – Илья на мужика оглянулся, здороваясь.

– И тебе того же.

– А откуда меня знаете?