Раиса Крапп - Сказки Странника. Сборник

Сначала она молчала, потом спросила виновато:

– Тебе тяжело?

Ему стало смешно, – она была всё равно что мотылёк, опустившийся на плечо. Когда они вышли на травянистый берег, она, кажется, и думать забыла о ране – глубокая царапина успешно затянулась. Она подошла к воде, протянула руки, чтобы зачерпнуть её в пригоршни, и замерла:

– Ой! Это я?! Такая чумазая?! – она неожиданно рассмеялась.

Она плескалась в воде, смеялась тихонько чему-то. То, зажмурившись, поднимала голову, подставляла лицо солнцу, то ныряла, мелькнув в воде блестящей рыбкой. Он смотрел и удивлялся её легкости. Как умела она забывать боль, страх, огорчения? Ведь прошлой ночью она вышла к нему из дебрей измученная до полусмерти, израненная, и жизнь её истончилась до призрачности. Неужели она не сознавала этого? Или полудёнки так мало ценят жизнь?

Выйдя на берег, она расправила прозрачные крылышки и помахала ими, стряхивая капельки воды, вдруг заметила его взгляд, скользящий по её фигурке, облепленной мокрой невесомой тканью, залилась румянцем и метнулась в заросли, подступающие к воде. Её не было довольно долго, но когда зашелестели шаги, он поднял голову и невольно улыбнулся: она зашила прорехи, используя вместо иголки и нитки длинные стебли травы. Лицо её засветилось – она приняла его улыбку как знак одобрения.

– Как тебя зовут?

– Иттиль, – тихо сказала она, будто прозвенел хрустальный колокольчик, или чистые капли разбились о поверхность воды.

Помедлив, она нерешительно села рядом.

– Почему бы тебе не воспользоваться крыльями? Тебе ведь трудно идти.

– В лесу тяжело. Мы любим простор лугов, где много солнца, неба. А в лесу сыро и душно, воздух такой тяжелый… в нём нельзя летать. Это всё равно, что плыть в густом киселе.

– Так зачем ты остаёшься здесь? Тебе всего лишь надо подняться над вершинами, а там простор и солнце и всё, что даёт тебе жизнь.

Она потупилась, а потом молча и умоляюще глянула на него. Рао-тэй хмыкнул и закрыл глаза, прекратив расспросы. Некоторое время она молчала, потом тихо попросила:

– Можно, я заплету твои волосы?

Опустив голову на скрещённые руки, он прислушивался к тому, как тонкие пальчики тихонько перебирают густые пряди его волос и делают это так осторожно, что не дёрнут ни волоса. Ощущения были ему незнакомы, они расслабляли, навевали приятную дрёму, не хотелось ни двигаться, ни думать, ни говорить. Но как ни неспешны были её движения – всё закончилось, и она затихла, сложив руки на коленях. И вдруг проговорила:

– Как ты прекрасен, Странник. Я не знаю, никого прекраснее тебя… – и прохладная ладошка её медленно скользнула по плечу, а потом по спине, вдоль позвоночника.

Ему показалось, будто нечто истекает из кончиков её пальцев, растекается по коже колкими мурашками, и пронизывает её, рождая внутри тревожное волнение.

Он резко обернулся, и она отпрянула, будто откинутая его взглядом.

– Не сердись! Я забылась… я не сделаю так больше!

– Чего не сделаешь?

– Я… не прикоснусь. Не смотри так… мне больно… – лицо её бледнело.

Рао-тэй осторожно сжал невозможно тонкое запястье и приложил её руку к своему лицу. Закрыв глаза, он чувствовал, как лёгкие солнечные лучи ласковым теплом касаются его щёк, век, губ. Он глянул вверх и увидел над собой плотный, непроницаемый полог кроны.

– Как ты это делаешь?

Она растерянно пожала плечами:

– Что?

Она не понимает?

– Ты просишь прощения и обещаешь, что больше не дотронешься до меня. Почему?

– Но… тебе неприятно. Ты сердит.

Неприятно? Называлось ли то, что исходило из её ладоней негой, ласковой истомой? Он не знал. Рао-тэй никогда не испытывал ничего подобного, но тело его откликалось на тихую ласку разгорающимся пламенем в крови.

– Иттиль… что ты со мной делаешь?

Она подалась назад, но он не выпустил её.

Он увидел ещё выражение недоверия в её глазах до того, как прижался к ней лицом. Она обхватила его голову, и Рао-тэй губами почувствовал трепет жилки на её шее и приник к ней губами. Охваченная дрожью, Иттиль заставила его поднять лицо, и он изумился выражению боли и горечи на её лице. Но она уже трогала лёгкими, быстрыми поцелуями его глаза, лоб, щёки, и ему казалось, что с каждым прикосновением горячих губ его пронзают горячие стрелы, причиняя и боль, и невыразимую сладость. Вот губы её скользнули по его губам, и Рао-тэй сжал её в объятии так, что она застонала, но он прервал этот стон нетерпеливым долгим поцелуем. Любовное томление стремительно нарастало, грозя взорваться, сжигая всякую рассудочность в огненной топке страсти.

И вдруг в глазах его сделалось темно, ему показалось, что в трепете серебристых крыльев на него падают десятки, сотни Иттилей, а ещё через миг он понял, что так оно и есть. Множество губ приникло к нему, покрывая всё тело Рао-тэя короткими и жадными, как укусы, поцелуями. И отдалялась, отступала от него та, единственная Иттиль, которую он желал так, как никого и никогда раньше. Он ещё попытался вскочить и стряхнуть с себя клубок из тел, но ноги его подломились – силы стремительно оставляли его. Лёгкие девичьи тела казались каменной глыбой, и он рухнул на колени, уже плохо понимая, что с ним делают.

Они выпили его всего и поднялись лёгким облачком, переливающимся всеми цветами радуги, и так же точно переливался многоголосый серебристый смех, отдаляясь и затихая.

Раскинув руки, Рао-тэй лежал и смотрел вверх, в синее безоблачное небо. Оно странно темнело в его глазах, и одновременно там, в высокой глубине разгорались звёзды, и длинные лучи тянулись к нему, как мать протягивает руки к сыну, возвращающемуся из долгих странствий. Но у него не было сил устремиться на зов, – неодолимой тяжестью повис на нём этот мир. А потом вдруг всё заслонило лицо Иттиль и отравило последние его мгновения горечью обмана и предательства. И всё неизбежней становился сон, который слишком покоен и не дарит видений – он закрыл глаза, желая как можно дольше удержать прекрасное видение, последнее видение.

…Когда затихли последние звуки довольного смеха, Иттиль выскользнула из густой кроны и слетела к простёртому на траве Страннику. Упав на колени, она прижала свои губы к его губам. Грудь Странника поднялась ещё раз, и веки дрогнули, и он снова увидел её. В затуманенное сознание вплыла смутная мысль: «Пусть. Последний мой вздох достанется ей». И, может быть, вследствие этой мысли он вздохнул полной грудью, потом опять и опять. А Иттиль всё не прерывала свой поцелуй. И тут волна гнева захлестнула его: подлое создание было приманкой в ловушке, расставленной вампирами! О боги, как она лжива! У него хватило сил отпихнуть её, и она молча покатилась по траве вниз, к озеру, и осталась лежать без движений. Она смотрела на него огромными своими тёмно-синими глазами, которые на меловом лице казались совсем чёрными, и Странник увидел, что слёзы плавают в её глазах.