Тимоти Рувидо - Обречённый играть

– А зачем спор – мужчина или женщина?

– Ну, это совсем просто. Что нужно сделать, чтобы заставить, скажем, богатого человека самого отдать тебе всё самое ценное?

– Пригрозить?

– Почти. Напугать. Обшаривать его дом, искать тайники – ни к чему. Достаточно крикнуть «Пожар!», и он бросится спасать именно то, что ему больше всего дорого.

– А какая связь пожара с мужчиной и женщиной?

– Никакой. Кроме того, что в обоих случаях результат достигается отвлечением внимания. Если все увлечены загадкой, мужчина это был или женщина, то никто не подумает о том, а был ли такой сказитель вообще. В Европе у нас сейчас делается знаменитым ещё один сочинитель – Гомер. Две его большие поэмы не так давно напечатали наши люди во Флоренции. Об этом Гомере неизвестно вообще ничего, кроме того, что он очень древний – гораздо древнее всего того, что происходило у вас в Японии. Но зато все должны обратить внимание и запомнить, что он был слепым. Эта незначительная на первый взгляд деталь мешает зрячим увидеть то, что передача этих огромных поэм через века из уст в уста раньше появления книгопечатанья физически невозможна. Поэтому настоящие авторы имеют возможность заложить в умы читателей то, что им нужно, и при этом быть уверенными, что всё это там останется и со временем будет только упрочняться, обрастая новыми подробностями. Так, друг мой, из литературы создаётся история. Надо лишь поместить немногочисленные источники подальше от современности.

– Но как вы можете быть настолько уверены в том, что всё будет именно так, как вы делаете? – искренне удивился Хироси.

Падре прищурился и огляделся по сторонам. Потом его тонкие губы растянулись в улыбке.

– Потому что, кроме нас, этого больше никто не делает. Многие вообще про нас не знают. Большинство даже не догадывается о нашем существовании. Но они знают наших учеников. И учеников наших учеников. А ещё они слышали сказку про несчастного Прометея, который принёс людям огонь божественных знаний, за что боги обрекли его на вечные муки.

– Ваш змей тоже дал первым людям вкусить плод от древа познаний, – вспомнил содержание некоторых проповедей Хироси.

– Именно! Мы возводим знание в культ, что не может быть плохим само по себе. Не может ведь?

– Не может, – согласился он, предчувствуя подвох.

– Есть только одна маленькая деталь, один крохотный вопросик: какие знания называть «знаниями». Человеку даны чувства, чтобы самостоятельно постигать этот мир, и голова – чтобы эти сведения обобщать и делать выводы. Но если очень постараться, то можно заставить его смеяться над очевидным, не доверять самому себе и строить окончательные заключения на основе того, что ему расскажут и растолкуют. Лишь бы это делалось умными людьми, которым все доверяют.

– А как это сделать?

– Проще простого: сказать ему, что им все доверяют, конечно. Все слышали о силе молвы, но немногие отдавали себе в этом отчёт. И почти никто не проверяет сказанное кем-то, кто таким образом выше тебя, потому что его относят к касте «мудрецов», «старейшин» и всякое такое. У себя мы наиболее важных создателей знаний называем «учёными». Потому что мы их учим. Мы их образовываем. И этот процесс так и зовётся – «образованием». Мы даём им образы, а они уже в силу ума, глупости и тщеславия придумывают им подходящие объяснения. Тех, кто делают это лучше других, мы продвигаем и ставим выше. Про них узнают все. На них становится хорошим тоном ссылаться. И все, кто ниже, отчётливо видят и ясно понимают, что если будут придерживаться таких же взглядов, возможно, им тоже повезёт подняться до подобных вершин познания и почёта. Механизм начинает работать сам, без дополнительных подсказок, стоит его однажды запустить в правильном направлении.

Хироси слушал падре Алессандро, а GR8M8 думал.

Подобных игр, как эта «Буси», ему ещё не попадалось. Хотя он легкомысленно полагал, будто повидал на своём веку всё и разучился удивляться. Никогда не говори «гоп», пока ни перепрыгнешь. Потому что привыкаешь вот так к «бабусе», у которой живут «гуси», а они раз – и разражаются такой вот «Буси», где долго, нудно, непонятно и оттого, мягко говоря, жутковато. Стоит перед тобой, панимаш, персонаж в чёрной рясе и в лицо тебе объясняет, какой ты кретин, а ты слушаешь и не знаешь, то ли тебя просвещают, посвящают и приближают к себе, то ли перед тобой так откровенно изливают душу лишь потому, что задумали через минуту-другую принести в жертву, когда ты уже никому больше их правду не расскажешь. И не знаешь, что лучше: гибель в открытом бою, стрела из арбалета или вот такая заминированная беседа о сути вещей. А Генели ждёт от тебя результатов, то есть безупречного прохождения. Если с его стороны это подстава, то тоже какая-то странная, слишком уж заумная. Но назад пути нет, нужно выкручиваться.

– Ну, так что ты теперь скажешь, Хироси?

Вопрос всё-таки застал его врасплох.

– Что я должен сказать, Алесанодоро-сама?

Падре решил, видимо, что он продолжает строить из себя простофилю, и понимающе улыбнулся.

– Ты с дороги. Идём перекусим, чем бог послал.

Откуда он знает, что у меня со вчерашнего вечера во рту ни крошки не было, подумал Хироси, и в ответ скромно пожал плечами.

Его ввели в трапезную. Здесь он воочию увидел, что отношение к нему хозяев, во всяком случае, в лице падре, изменилось.

В миру они старались во всём походить на местных жителей, не выделяться, насколько это вообще было возможно при такой внешности, говорили, как они, шутили, как они, так же ели, пили и только молились по-своему, подавая новообращённым пример поклонения той небесной силе, которая, по их словам, призвана на острова, чтобы изменить жизнь к лучшему. Здесь же, в трапезной, стоял невиданный в Японии деревянный стол, а за ним – несколько стульев, на ножках, с высокими спинками. Вместо очага посреди комнаты тут пышила настоящим жаром бело-зелёная изразцовая печь у стены.

Так вот как на самом деле едят в той стране, откуда они приехали!

Пока падре усаживался за стол и предлагал замешкавшемуся Хироси сделать то же самое, Родуригу подошёл к печи, поколдовал и вернулся с внушительным чугунным котелком, закрытым крышкой, из-под которой доносился потрясающий аромат тушёного мяса и чего-то терпкого. Падре проворно пододвинул под котелок деревянную подставку, видимо, чтобы не попортить стол, хотя какая разница – дерево и дерево?

– У нас это называется «рагу», – пояснил падре, поднимая крышку и засовывая внутрь длинную мешалку с широким кончиком. – Совсем у нас это называется «капоната», но на Сицилии мы едим просто овощи, без мяса. Поэтому всё-таки рагу.

Хироси понял только то, что будет вкусно.

Между тем расторопный Родуригу уже выставил на стол три невиданной белизны тарелки и положил возле той, что полагалась Хироси, два более чем странных предмета – вилку и ложку.