Мария Блажнова - Батыр поневоле. Приключения

– Хорошо, ехидно улыбнулся Култай, – пускай Хаким-джан берет чубарого жеребчика, но у слуги конь должен быть не больше, чем у хозяина, поэтому тебе я дам ишака.

После этого вредный дед снова свистнул, коняшки разбежались и остались только мой жеребчик и длинноухий ишак для Фазыла.

– Коня зовут Байчибар, – сказал нам на прощание табунщик и удалился.

Фазыл, поминая шайтана, взгромоздился на ишака и, оттопырив нижнюю губу, иногда прицокивая языком, смотрел, как я пытаюсь взобраться на Байчибара.

Я подходил к нему то с одного бока, то с другого, перекладывал меч с пикой из руки в руку, хватал коня за стремена и подскакивал. Наверняка, мой преданный махрам думал, что я таким образом колдую и сейчас полудохлый конёк превратится в богатырскую лошадь. Но конёк не превращался, даже наоборот, устал стоять и прилёг на землю. Я моментально воспользовался моментом, вспрыгнул ему на спину, обхватил за шею, после чего кольнул бедное животное пикой в круп.

Конек взвился на дыбы и резво поскакал вперед. Фазыл догнал нас на ишаке, и мы поехали бок-о-бок по степи.

– Долго ли нам ехать, Фазыл? – Спросил я у махрама.

– Шесть месяцев, Алпамыш-батыр, – бодро ответил тот, – дорога наша лежит до степи Чилбир-чоль через горные кручи, страшные ущелья, еле-еле заметные тропки и сыпучие пески.

– Ясно, – устало кивнул я, перспектива вдохновляла. Я напомнил себе о том, что надо во всём находить плюсы. Итак, у меня теперь навалом времени, чтобы узнать, кто такой Алпамыш, и зачем он едет в такую даль.

Вспомнив любимую комедию «Джентльмены удачи», я осторожно завел разговор со слугой.

– Послушай, Фазыл, я тут на днях с верблюда свалился и головой ударился, теперь тут помню, а тут совсем не помню, поведай-ка мне, друг любезный, мою биографию. Ну, вернее, кто я таков, родные, близкие, пароли-явки.

Фазыл тотчас же достал из мешка за спиной какую-то балалайку, и с готовностью затянул под неторопливый перебор струн: «Глава конгратского племени бий Дабан-бий, у него сын Алпин-бий, у Алпин-бия два сына, старшего звали Байбури, младшего – Байсары…»

«Короче, Авраам родил Исаака», – подумал я и представил, как мы полгода неторопливо едем на своих клячах по широкой степи под нудное перечисление ста колен предков Алпамыша.

– Стоп! Я вспомнил всю родню, молодец, Фазыл, талант, отдам тебя по приезду в самодеятельность. Спой теперь про меня.

– Хаким-бек в семь лет поднял наследственный лук весом в 14 батманов, – тем же тоном, позвякивая балалайкой, продолжил Фазыл, – стрелой могучий батыр сбил верхушку Аскарских гор и получил за это имя Алпамыш-батыр…. он знаменит и богат, у него сто тысяч верблюдов, двести тысяч овец и девяносто табунов лошадей… Хаким-бек непобедим, у него взгляд как у сокола, а булат в его руке тверже чем алмаз. Фазыл замолчал, чтобы отдышаться.

– В целом, ясно, – остановил я махрама, – информация исчерпывающая, ты забыл, правда, упомянуть, что я верблюда пополам разрубаю.

– Я не забыл! – взвился на своем ишаке Фазыл, – я не успел!

– Ладно, прощаю, – успокоил его я, – сегодня пополам разрубать не стану. Лучше напомни, куда мы едем?

Вдохновленный Фазыл опять забряцал и начал растекаться мыслью по древу:

– Ещё при рождении сговорили Хаким-беку невесту, дочь его дяди, несравненную Барчин-ай. Гуль-Барчин словно юная сайга, зубы у ней – жемчуга, лик подобен луне, полумесяцем серьги, стан стройней кипариса…. Расцвела она словно роза в своем кишлаке, но прознала про нее старуха Сурхаиль, послала за девицей семь своих сыновей-батыров и похитили они нашу пери, увезли в чужие степи…

– Что, говоришь, хороша, невеста, – замечтался я.

– О да! – Привстал на стременах Фазыл, – плечи у неё пятнадцать четвертей каждое. Насилу одолели её похитители. Схватила она старшего батыра одной рукой за ворот, другой за кушак, опрокинула навзничь на землю, колено на грудь поставила, у батыра кровь изо рта хлынула, задавила ай-Барчин богатыря.

– Охренеть, – помрачнел я, – а может богатыри хилые были?

– У ведьмы старухи семь сыновей, каждый носит девяностобатманный железный панцирь, вместо кушака повязывает поводья четырнадцати коней и в день съедает девяносто баранов – продекламировал Фазыл, вонзая нож в моё сердце.

– Батыров тех зовут, – продолжал зараза Фазыл, – Караджан, Кокальдаш, Кошкулак, Кокаман, Байкашка, Тойкашка и младший Коккашка.

– Коккашка?!?!… – я так и загнулся от хохота…

– Коккашка, – невозмутимо повторил махрам, – что значит «звездочка голубого цвета на лбу у лошади».

– Ещё раз охренеть, – подумал я.

– Эй, дружище Фазыл, стемнело уже, и кушать охота, – обратился я к Фазылу спустя часа четыре. – Может, отель какой неподалёку есть?

– Никакой Адели нет, – горестно покачал головой слуга, – есть старый мазар.

– Кто? – переспросил я.

– Мазар старый, курган на кладбище, – пояснил Фазыл, там и переночуем.

– Чудненько, – кисло улыбнулся я, – интерьер винтажный и компания подходящая.

Вскоре мы подъехали к старому заброшенному кладбищу. Спрашивать Фазыла откуда кладбище посередине голой степи не хотелось, в ответ я бы услышал очередную заунывную легенду.

Посередине кладбища одиноко торчал мазар: нечто, похожее на каменный склеп. Я подъехал поближе, кое-как слез с коняги, просунул голову в дверной проем:

– Эй, хозяин, есть кто дома? Местечко найдётся?

– Для тебя места нет, – ответил мне скрипучий голос из глубины, есть только место для твоего коня.

– Нет, так дело не пойдёт, а мне что на улице торчать! – Я обошел мазар кругом и заглянул с другой стороны:

– Место есть?

– Здесь есть место для вас и коня с ишаком, – с готовностью ответили мне.

«Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом», – подумал я, и подтолкнул незадачливого жеребчика вперед. Потом зашел сам и кликнул Фазыла, с интересом наблюдавшего за мной на безопасном расстоянии. Я лично ничуть не боялся, потому что, признаться, слабо верил в происходящее… И, вообще, удивить меня, после всего увиденного за день, было очень сложно…

Никаких зомби в мазаре не оказалось, я с наслаждением стянул с головы булатный шишак и прислонил к стене пику. Подоспевший Фазыл расстелил для меня на полу некое подобие спартанского ложа, но мне так хотелось спать, что я заснул сразу же, как только лег, лелея тайную надежду, что проснусь у себя дома.

И приснился мне замечательный сон….

Моя нареченная невеста Барчин-ай протягивала мне чашу вина, обворожительно улыбаясь:

– Алпамыш-джаным, мой яр, знаю, круглый год ты опьянён страстью, так утоли свою жажду, девушки-служанки ушли, мы в юрте одни, склони голову ко мне а грудь…

На обольстительной гурии была одна кружевная шаль на голое тело, она прижалась ко мне и прошептала, чтобы я не робел.