Мария Блажнова - Батыр поневоле. Приключения

– Скачки назначены на сегодня, на восемь утра, судя по моему хронометру, без пяти минут восемь, чистите зубы и поскакали!

– Наши скачки называются «байга», – поучал меня по дороге Байчибар, – проводиться они будут на Бабахан-горе, ехать до неё около девяти дней, так что приготовьтесь к дальней дороге. Я приуныл. Хотя Чибар и достал для меня где-то штаны с кожаной попой, но натирало седло все равно нещадно, поэтому выглядел я на коне явно не как джигит.

– На скачках будет присутствовать сам шах! – с явным удовольствием продолжал Байчибар, – а всего в забеге примут участие 499 коней. Я пятисотый!

Мы подъехали к степи Чилбир-Чоль. Её заполнял народ: старики и детвора, бедняки, и знатные толстые беки в дорогой расшитой одежде, – степь напоминала галдящий базар. С единственным отличием: очень уж тут много было всадников. Особо отличались семеро батыров-братьев, похитивших мою невесту. По меткому выражению Байчибара, голова каждого размером с юрту, а туловище с небольшой холм.

При виде нас богатыри тут же соскочили с коней, сложили руки на груди и поклонились. Не слез с коня и не поклонился только самый огромный из них.

– Алпамыш, – пробасил он, – глядя куда-то вбок, – сохрани свою жизнь, поверни с пути. Я с тобой не шутки шутить собрался, я тебе башку откручу и в карман положу.

Я сглотнул. Громкие слова про то, как я смешиваю с прахом кровь своих врагов, застряли у меня в горле.

– Сладко пить из чаши популярности? – ехидно прошептал мне Байчибар.

– Что ты как на базаре себя расхваливаешь, – неожиданно громко для себя сказал я, – ты ведь пахлаван, а не баклажан. Друзья богатыря громко заржали. – Выйдем на майдан, я сам тебе все лишнее пооткручиваю, – продолжил я, вдохновлённый успехом.

Превратить немедленно меня в лепешку огромному батыру помешал самый молодой из братьев, который встал перед конем своего брата и промолвил:

– Кокальдаш-батыр, мы все приняли условия, Барчин-ай, никто не возражал. Будь господином своего слова. Если верх в состязании одержит Алпамыш, значит Ай-Барчин будет ему женой.

Кокальдаш на это ничего не ответил, все батыры сели на коней, и мы устремились к месту сбора участников соревнования. Ехать до Бабахан-горы мы были должны все вместе.

– Ты слишком нетерпелив для батыра, – читал мне мораль Байчибар, – мало в тебе смирения, – он весело заржал. Однако сколько здесь скакунов!

Действительно, пятьсот всадников, все на отличных лошадях, это смотрелось внушительно. Мы с Байчибаром хотели незаметно затесаться в толпу, но у нас ничего не вышло. Какой-то батыр на мощном красавце коне остановился перед нами и показал пальцем на моего коняшку:

– Гляньте, братцы, да это же Алпамыш! И на этой вот скотине ты надеешься нас обогнать? Вокруг раздался громкий хохот и нас с Байчибаром обступили. Со всех сторон неслись выкрики:

– Как это умудрился ты, Алпамыш, доехать сюда на этой негодной кляче!

– Да это же совсем нестоящая животина, она и при ходьбе то раскачивается!

– Это же не конь, его давно ждёт живодёр!

Морда Байчибара тут же вытянулась до земли, а бешено вращавшиеся глаза заметали молнии.

– Терпение и смирение, – напомнил я ему и погладил по холке. Чибар только плотнее сжал зубы.

Раздался чей-то громкий свист, вокруг захлопали плетки и всадники тронулись в путь.

Байчибар не торопился в передние ряды, а ехал ровно посередке, однако, ничуть не сбавляя темпа. Мы ехали ровной бесконечной степью, круглыми сутками, только иногда делая короткие привалы. Я привык и спать, и есть в седле и перестал обращать внимание на смешки над моим конем. Однако смешки вскоре стали затихать, потому что, хотя Байчибар и не стремился вперед, но и темпа не сбавлял и скакал с той же скоростью, с какой начал, в то время как многие кони уже выдохлись и отставали. Мой жеребец не знал устали и, казалось, становился бодрее день ото дня. Другие начали посматривать на нас с опаской и говорить, что мой конь хитер, и что у людей не может быть таких лошадей. Вскоре мы подъехали к скале Зиль, неприступной круче, преградившей дорогу. Всадники один за другим потянулись в обход, Байчибар пропустил всех и легко, словно птица взлетел на вершину. Мы перешли скалу Зиль, оказались далеко впереди всех, первыми подошли к Бабахан-горе и стали ждать остальных. Ждать пришлось почти целый день, к вечеру вдалеке стали показываться первые противники.

– Да ты, видно, колдун, – воскликнул неприятно удивленный Коккальдаш, когда увидел нас.

– Как ты мог опередить нас на этой паршивой кляче?

– Какой из меня колдун, – махнул я рукой, – дело было так: доскакал я до скалы, смотрю, ваши тулпары остались бодрыми, а мой конь так устал, что ни шагу больше сделать не может. Связал я его за четыре ноги, на плечи себе взвалил и по тропинке вверх как двину, даже и не заметил, как сюда дошел… Все, включая Байчибара, с недоверием уставились на меня, но я как ни в чем не бывало, сидел возле своего костра.

– Если конь твой так плох, – сказал наконец Коккальдаш, давай зарежем его и съедим? Мы голодны, а так хоть досыта наедимся конины!

– Моим конём досыта не наешься, огорченно развел я руками, – посмотри сам, у Байчибара одна кожа да кости, давай лучше зарежем твоего, в нём явно сала больше! Ситуация накалялась и решать её мирным путем наши соперники явно не собирались. Они окружили меня и Байчибара плотным кольцом и бросились на нас всем скопом. Меня они сбили с ног сразу же и связали поводьями, с Байчибаром им пришлось повозиться: конь брыкался, лягался и ржал нечеловеческим голосом. Если я не ошибаюсь, половине он сломал челюсти, а остальным выгрыз колени. Но перевес сил явно был на стороне противника: бедного Чибара опутали арапниками с головы до ног и повалили рядом со мной.

Мы лежали морда к морде и тихо постанывали, Байчибар от обиды, а я от ужаса.

В последнюю ночь перед скачками недруги веселились от души, склон Бабахан-горы осветили костры, горное эхо разносило песни и топот плясок. Потом они наплясались и угомонились. Я бы тоже давно уснул, но Байчибар у меня под боком елозил как ненормальный: он катался по земле, грыз арапники, извивался и крутился, брызгая слюной. Потом он приноровился ползать наподобие гусеницы-переростка и куда-то уполз.

«Плохой из меня батыр, – грустил я, глядя в ночное звездное небо и зевая. Лежу себе, в ус не дую, а верный конь в это время ползает по стану врагов и перегрызает им глотки… Однако… это все таки слишком кровожадно даже для Байчибара…»

– Пс, Константин, можешь пошевелить рукой, – раздалось откуда-то сбоку, и ко мне снова подполз неутомимый коняшко.

– Меня так связали, что я и языком с трудом шевелю… боятся, вражины.

– Что тебя бояться, червяк дохлый, – гневно просипел конь, – так и будешь лежать кверху пузом?! Я меч твой достал, бери его в зубы и пили на мне верёвки.