Ян Кириллов - Воин Света из Старого Оскола

Перевод целого договора – это часы и часы просиживания за кипами юридических и технических справочников, постоянные проверки, исправления, подбор нужного термина, который точно соответствует требованиям заказчика. Уже через пару часов голова начинает пухнуть от вечно повторяющихся терминов, таких как «исполнитель», «заказчик», «договор», «услуга», «стороны» и так далее. Валентина скрупулёзно выписывала каждый термин, чтобы, не дай Бог, не перевести его в одном месте так, а в другом – эдак. За работой, она не замечала, как летит время, а тиканье часов в её кабинете заглушало собственные мысли. Был уже час ночи, хорошие девочки давно спят, и Свету клонило в сон, а мама всё не ложилась! Рифлёное стекло на двери её кабинета всё не гасло, продолжало гореть жёлтым светом от настольной лампы.

Кофе Света пила, и с удовольствием, вот только оно не помогало. Лишь хотелось в туалет. А вот бутерброд с колбасой отогнал дрёму ненадолго. Наконец, мама вышла из кабинета. Дочь успела вернуться к себе в комнату и накрыться одеялом с головой. Валентина заглянула к дочери в комнату и пошла спать. Вот оно и свершилось! Путь открыт.

Озаряемый луной, двор выглядел чужим. Света пошарила в карманах, не забыла ли спички. Те лежали на месте. Какое облегчение! Сделав небольшое углубление в песочнице, Света скомкала письмо и подожгла. Принялось хорошо – ночь выдалась сухой и ветреной. За письмом в огонь упал конверт. За конвертом – листок с «твёрдыми» буквами. Оставалось чистое послание. Света прижала его к груди. Не хотелось предавать огню и его – последнее, что связывало с папой. Тогда Света зажгла ещё одну спичку и прочитала снова. Каждое слово отпечаталось намертво в её голове. Особенно предпоследнее: «А ещё он сказал, что любит тебя!». Это было самое главное.

За завтраком, с лёгкой душой и бодрыми мыслями, Света пожелала маме доброго утра. Послание хранилось теперь в самом надёжном «сейфе» – в её голове. Что с ним делать, отличница не думала – пусть пока лежит. Папа сказал не искать, значит не искать. Главное, что он жив! Но стоит ли сказать маме? Если да, зачем нужна была ночная вылазка? Если нет…

– Чего кашу не кушаешь? Не проснулась, соня? – отвлекла мама. – Опять в «аське» сидела до ночи? Эта ваша «аська»!

– Да нет, мам, просто не хочется. Я так, кофе с бутербродиком.

– Никаких «кофе с бутербродиком»! Принимайся за кашу и разговор окончен. И посуду потом не забудь помыть. Морской закон – кто последний, тот и моет.

– Морской закон – посуду за борт, – дочка сама не заметила, как вспомнила любимое папино выражение.

Валентина замерла на секунду, глядя в окно. Потом пришла в себя, помотала головой. Достала пачку сигарет.

– Мама! Ты опять?

– Я форточку открою.

– Мы же договорились!

– Ну, дочь, ну, что такого? У мамы стрессовая работа. Я должна как-то… компенсировать.

Света понимала, что дело вовсе не в работе.

– Тебе что психолог говорила? Не при дочери и вообще бросать. А книжку, которую я тебе подарила, ты открывала вообще?

– Открывала, читала. Только не просто это всё, – Валентина вздохнула.

Вроде бы, ничего не изменилось, но теперь мать и дочь будто говорили на разных языках. Будто пребывали в разных мирах, и миры эти разделяло знание. Одна знала, что она – вдова. Другая была уверена, что это не так. Оставался вопрос: что теперь делать с этой уверенностью?

В школу Света летела как на крыльях, сотканных из бумаги и парусины. День был яркий, сочный. Каждая капелька росы отражала солнце, превращаясь в отдельную Вселенную. Тысячи и миллионы Вселенных проносились ей навстречу. Путь из дома в школу, который обычно занимал десять минут, Света преодолела за пять.

Школа не изменилась, и было непонятно, почему. Ведь папа жив, он будто воскрес, а значит измениться должно всё. Каждая деталь. Но подружки остались подружками, завистницы – завистницами, хулиганы – хулиганами, а ботаники – ботаниками. Девчонки обсуждали новый сериал «Герои», но ни одна не мечтала стать героиней.

Такой была Георгина. Подруга рассказывала Свете, как боролась с преступностью. В прямом смысле. С настоящей, а не компьютерной. Жизнь Георгины была наполнена приключениями, настоящими, опасными и далёкими от анильных детских фантазий. Новосибирская подруга Светы помогала следствию ловить маньяков. По ночам, она притворялась жертвой и гуляла в парке, под наблюдением оперативников. Когда подходил маньяк и приглашал девочку к себе или в кусты, под разными предлогами, она давала знак. Педофила задерживали. Допрашивали в отделении, уже без неё, но чуть ли не каждую неделю Георгина видела, как очередному извращенцу скручивают руки за спиной. Кроме того, она каждый день вела переписку в сети, на форумах даркнета, где собирались любители маленьких девочек. Сотрудники милиции берегли девочку словно хрустальную, не позволяя маньякам даже касаться юной «приманки».

– А я вам рассказывала, как моя подруга сама отбивалась…

– Слушай, Калинина, – прервала одноклассница. – Ты уже достала со своей Георгиной. Георгина то, Георгина сё. Каждый день одно и то же.

Девочки захихикали.

– Долго эти истории придумываешь?

– Я ничего не придумываю! Георгина… Вы думаете, её нет?!

– Конечно есть, деточка, – самая высокая из девчонок – Настя – обняла Свету со спины. – Она есть у тебя в голове.

Света вырвалась и стукнула Настю учебником по руке.

– Ничего я не придумываю. Не нравится, не слушай!

Подруги захохотали, явно наслаждаясь новым шоу: Калинина-обиженка. Света и раньше терпела подобное, но теперь, когда папа воскрес, а мир преобразился, это было особенно больно. Как взлететь и упасть.

К счастью, вмешалась одноклассница Юля:

– А вчера в «Зачарованных» видели как Пайпер…

Дальше она не слушала. Не интересно! Какие-то «Зачарованные». То ли дело Георгина с её маньяками. Ведь это интереснее! Это живое, реальное. Но даже Георгина, с её миром, полном событий, померкла. Стала чем-то далёким и таким же придуманным, как американские ведьмы, популярные у подростков. Всё померкло. Настоящим было только послание от отца. Даже слова учительницы, которые раньше имели значение, проносились как шум – насквозь.

Для Светы началась новая жизнь. Пока ей не хватало мужества это осознать, но она началась. И не сегодня. А тогда, в роковой август и роковой год с тремя нулями.

«Я должна… нет, нет, нет, безумие! Но я должна. Обязана!»

Из зеркала на Свету глядела девочка двенадцати лет со светло-русыми прямыми как стрелы волосами, с мягким круглым лицом, с глазами серыми, в маму, но наполненными той же добротой, что была у отца. Доброты этой было в избытке, и Света не любила в себе эту черту.

«Слишком мягкая. Слишком застенчивая».

Читать дальше