Игнатий Смолянин - Камбенет

На верхних скамьях восседали важные персоны, пока простой народ толпился внизу, с головами на уровне ног актёров. Правое крыло (хотя со сцены левое) заняли купцы и городские старшины с семейной четой Сведенов на самой верхотуре, левое – замковая знать. К общему удивлению, в последний момент явилось герцогское семейство в полном составе, тем самым показав афронт епископу Брабону. На этот раз оно оделось скромно в тёмные одежды. Пришёл и мастер арбалетчиков со своей семьёй из одних девиц, от мелких до перезрелых, и немало других придворных – но недостаточно, чтобы заполнить все скамьи, сказалось отсутствие предупреждения о появлении самого герцога. Вход был платный, авделевр за сидячее место и два шеума за стоячее, поэтому простого народа собралось не очень много, сотни три, не больше. Мелидену досталось место сбоку в нижнем ярусе с купеческой стороны, противоположный замковый фланг заняли придворные телохранители.

Покрытая навесом сцена поднималась фута четыре над землёй, на заднике были искусно намалёваны горы, зубчатые башни и деревья, слева имелось небольшое возвышение для глашатая, за ним скрывалось отделение для переодевания актёров, откуда поднимались по лесенке. Глашатай пояснял содержание драмы – невзрачный пузатый мужчина, обладающий, однако, зычным хорошо поставленным голосом. Вообще, все актёры обладали замечательными, сильными и выразительными голосами, хотя говорили с непривычным тягучим гнусавым акцентом и выражения пьесы казались несколько старомодными.

Дело происходило в Октахе, месте рождения богочеловека Тарлагина, где ниспосланная свыше молния исторгла его из чрева матери Вальгины. Теперь он вернулся в родной город, чтобы возвестить свою божественность землякам, которые его не признают. Его сопровождают неистовые тарлагианки, они помогли распространить его культ на востоке в Малой Арде и теперь утверждают его у истоков богопроявления. В них обратились и сёстры Тарлагина, насмехавшиеся над ним, а теперь ушедшие в горы, чтобы славить последнего пророка.

Но у Тарлагина появляется противник – молодой царь Октахи Табалир, который в его учении видит только бесчинство и обман. Тарлагин должен доказать ему свою божественность, противоборство этих двух главных действующих лиц и является стержнем драмы.

Тарлагина играл сильный и ловкий мужчина лет тридцати-сорока, обладатель прекрасного голоса, которого можно было бы назвать красивым, если бы не первые признаки красноты и одутловатости, свидетельствующие о злоупотреблении горячительными напитками. Царя Табалира представлял такой же высокий и подвижный темноволосый мужчина со столь же сильным голосом, но более заурядным лицом. Вместе они составляли достойную пару. Оба были одеты в длинные, до пят, просторные одежды старинного вида. Но у Табалира они были чёрные и голову его украшал высокий причудливый колпак, разрисованный строго симметричными символами солнца, луны и звёзд, тогда как ниспадающее полотняное платье Тарлагина было белым, густые волосы почти до плеч скреплены только узкой повязкой на лбу, а лицо украшала приклеенная бородка согласно каноническому образу.

Их поддерживал небольшой хор малоардских тарлагианок в коротких подпоясанных туниках, стоящий в глубине. Под звуки флейт и небольшого барабана они провозглашали счастье верующего отдаваться мистически своему богу на лоне природы. К большому своему удивлению, в одной из хористок Мелиден узнал собственную супругу. Голосок у Диан был тонкий и слабенький, хотя мелодичный, зато искусно подкрашенное лицо, стройная фигура и обольстительные движения выделяли её среди подруг.

В длинных стихах хор воспевал путь, ведущий к Тарлагину и уводящий от искусственности городов к естественности гор, к волшебству деревьев и животных – изначальных божьих творений. О том, как облачённый в шкуру молодого оленя человек под пьянящие звуки музыки вступает в мир природы, и земля кружится в пляске вместе с ним. Он приходит в экстаз, падает на землю и созерцает божьих ангелов, которых призывает.

Не только тарлагианки слышат божественный призыв. Слышат его и два старца-язычника – прорицатель и дед царя Табалира; их искусно изображали те же два главных актёра. С тех пор, как дыхание бога веет над городом, их сердца бьются быстрее. Они взяли священный жезл и идут в горы славить богоявление.

И вдруг выходит царь Табалир. Он прям и мужествен, он отвечает за порядок в городе, новый культ для него – грубый разгул. Уход старцев в горы – безумие, вызывающее в нём сильный гнев, который он изливает в громогласных стихах. Он приказывает своим воинам бросить в темницу тех тарлагианок, которых удается схватить, а затем и самого Тарлагина. Глашатай подсказывает зрителям, что тем самым царь губит себя.

Когда разбойного вида ряженые потащили вопящих хористок за сцену, охваченный волнением Мелиден еле сдержался, чтобы не залезть на подмостки и порубить злодеев, как капусту. Но всё-таки дисциплина взяла верх и он остался на своём месте, елозя от непривычно долгого сидения на жёсткой скамье. Лучшие люди, как он заметил, приглядевшись, благоразумно принесли с собой подушки.

Тут женский хор из-за занавески вновь запел о блаженстве, которое снизойдёт на того, кто отдастся богу. Тарлагин – податель радости, с ним нет больше страданий, он – веселье и наслаждение. Горе тому, кто помимо него считает себя мудрым. Человеческая мудрость – вот подлинная гордыня и безумие. Блаженны нищие духом, человек находит упокоение только в бесхитростной вере. Господь утаил от мудрых и разумных.

Затем стража приводит Тарлагина, закованного в цепи. Тем временем тарлагианки чудесно освобождаются – цепи сами ниспадают к их ногам, засовы сами открываются. Но царь не обращает внимания на сообщение глашатая о чуде. Он весь устремлён к закованному чужеземцу: какая удивительная красота! Царь спрашивает, Тарлагин кротко отвечает. От этого царь всё сильнее раздражается и угрожает, малоардиец отвечает со спокойствием более грозным, чем гнев Табалира: «Ты сам не знаешь, что желает сердце, ты сам не знаешь, что творит рука. Ты сам не знаешь, что ты есть и будешь». Наконец царь отсылает пленника.

Снова раздаётся пение хора, требующего появления пленённого богочеловека – и вдруг тот отвечает из глубин темницы. Хор узнаёт владыку: «О господи, господи». Свершается очередное чудо: земля колеблется, камни темницы рассыпаются, вздымается пламя и Тарлагин вновь во дворце. Тарлагианки хора падают к ногам своего господина и поклоняются ему. Царь воспринимает это чудо с ужасом и негодованием, малоардиец же на его взрыв возмущения отвечает лишь: «Я говорил тебе: меня развяжут».