Игнатий Смолянин - Камбенет

В пояснение действия глашатай возгласил громоподобным голосом: «Дух божий на мне, ибо бог помазал меня благовествовать нищим, послал меня исцелять сокрушённых сердцем, проповедывать пленным освобождение и узникам открытие темниц, проповедывать лето господне благоприятное и день мщения бога нашего; утешить всех сетующих» . Фраза лишь отчасти вязалась с происходящим, но будучи всем знакомой и долженствующей безусловному одобрению, вызвала горячий восторг зрителей.

Новое чудо: с гор Кайрен приходит погонщик мулов и в восхищении рассказывает о привольной жизни тарлагианок на лоне природы: там рай для безгрешных, живущих в дружбе с миром. Тарлагианки играют со змеями, кормят грудью волчат и ягнят, там мёд стекает с лозы и вино бьёт из скал, под нажатием пальцев земля истекает молоком. Но когда пастух пытается захватить ушедшую в горы Коим, чтобы привести к сыну-царю, природа восстаёт против него, гору охватывает исступление.

Однако и это чудо только ожесточает Табалира, он становится всё непримиримее к вере, которая оскорбляет его приверженность к порядку. Он поведёт войско против горы и подчинит сверхъестественное разумному.

В ответ Тарлагин проявляет своё милосердие, он предлагает царю отказаться от своих намерений, обещает ему свою дружбу и поддержку, если тот смирится. Но Табалир принимает это предложение за подвох и насмешку, и упорствует в своём жестокосердии.

Тогда отношение богочеловека меняется. Он подчиняет себе Табалира и побуждает его переодеться тарлагианкой, чтобы понаблюдать за верными богу в горах. В умственном ослеплении тот охотно уступает, он смел и хочет пойти на разведку. Торжествующий Тарлагин сообщает об этом хору, который пением свидетельствует о радости отдаваться богу, о наслаждении резвиться среди деревьев и животных на высотах.

Обречённый царь выходит из дворца, преисполненный безумной радостью. В полубреду ему мерещатся два солнца и два города Октахи. Он в восторге от своего женского одеяния. Он потерял уважение к себе, будучи тайно поражён богом.

После этого глашатай с подробностями рассказал, как тарлагианки разорвали Табалира на части – «разнесли по суставам». Хор воспринимает эту речь с бурной радостью. Ликующая Коим приносит в Октаху на острие посоха голову своего сына, которую принимает за голову убитого в горах зверя. Её старый отец возвращается с горы Кайрен с растерзанными останками царя и раскрывает Коим, чью голову она держит в руках, выводя её из безумия наводящими вопросами. С плачем и перечислением Коим целует части тела Табалира.

Наконец, в небе появляется Тарлагин. Его величие ослепляет, справедливость ужасна. Глашатай объясняет, что Табалир не удостоен благодати – смотрит, но не видит, отталкивает протянутую ему руку. Другие тоже слишком поздно признали бога в Тарлагине. Бог – поток жизни во вселенной, тот, кто отвергает слияние с ним, будет покаран. Мудрость, которую человек пытается творить за пределами этого великого целого – безумие: «мудрствование не есть мудрость». Только вдохновенные познают в себе присутствие бога и будут награждены.

Закончилось представление поздно вечером. Сказать, что Мелиден был в чрезвычайном замешательстве, означало бы сильную недооценку его состояния. Он был уже достаточно развит, чтобы понять и принять много больше, чем бессмысленно глазевшая толпа обывателей, тем не менее, увиденное нелегко укладывалось в голове.

Ясно было только, что предложенная картина страстей и чудес господних сильно отличается от канонической. Конечно, представление посвящалось побочному и не очень значимому эпизоду Тарлагинова возвещения и жития. Всё равно, его образ слишком не походил на то, чему учили с детства. Сама основа отличалась. Где всепрощающий учитель? Здесь он карает всю семью ослушника, даже тех, кто искренне к нему обратился, пусть не сразу. «Слишком поздно» – была такая завершающая фраза в драме. Но разве раскаяние – заведомо позднее – не искупает грехи? И как-то непохожи буйно резвящиеся тарлагианки на смиряющих плоть монахинь. Разве путь к блаженству в слиянии с природой, объявленной божьим творением, а не в отказе от мирского? Не язычество ли это? Или ересь такая, что всё липенское строговерие кажется детским лепетом?

Неудивительно, что епископ Брабон так на неё взъелся. Взъелся – но наполовину, выгнал из города, но терпит в предместье. Тоже, наверно, в замешательстве. Если это и ересь, то совсем не похожая на Братство Святого Духа, которое, как говорят, набирает сейчас силу в Гетальке.

Герцог Аренд был также заметно взволнован. Неизвестно, что он вынес из сыгранной перед ним драмы, но само его появление свидетельствовало о том, что уклоняющиеся от правоверия получили могущественного покровителя. И это удивительно – до сих пор герцога упрекали за излишний практицизм, отнюдь не за духовные искания.

В последующие дни обсуждение приморского «чуда» стало главной темой обеденных разговоров за средним столом в трапезном зале. Отсутствующие гонцы временно заместились ближайшими сотрудниками старшего ингениатора Агерока аут Марейна и старшего артиллериста Дорина Хромого. Таким образом, эта группа решительно возобладала за Мелиденовым столом. Некоторые из маршальских щитоносцев тоже сходили на представление, хотя их привело в недостойное возбуждение не столько игрище само по себе, сколько неожиданное присутствие на нём Мелиденовой подруги в новом качестве. Регулярно стал подсаживаться и мастер арбалетчиков Гент Даене – беседы в «чистилище» сделались для него интереснее поднадоевших собратьев-маршалов.

«Ингениатор» – «проникший в душу вещей» на древнеардском наречии. Так называют мастеров по особо хитрым выдумкам – ингениумам, будь то обустройство крепостей, соборов или осадных машин. Тогда как артиллеристы – младшие собратья ингениаторов, обслуживающие их выдумки. Артель – мастерская по изготовлению вещей, требующих высокого искусства, тоже на древнеардском языке.

Постепенно Мелиден перенимал всё новые мудрёные слова у застольных собеседников, которые в большинстве своём были выходцами из больших городов Приморья, а некоторые учились и в полусказочном Заморье. Те также были польщены возможностью просветить залётного мечемахателя, неожиданно проявившего любознательность к их высоким материям. Обычно-то турнирные бойцы эти материи в грош не ставили. Калокагатия – слияние прекрасного внешне и доброго внутренне – большая редкость в наш железный век, переходящий в каменный, когда повсеместны нравственный упадок и огрубление нравов.

Утверждая упадок нравов и забвение древних установлений, ингениаторы на удивление совпадали с настроениями епископа и присных, однако понимали этот упадок по-другому. По мнению Агерока аут Марейна, «Тарлагианки» означали возобновление и новое раскрытие древних истинных добродетелей. Епископ, напротив, видел в них попытку обойти проклятыми языческими апокрифами единственно верное учение Основоположников.