Игнатий Смолянин - Странствия Мелидена

© Игнатий Смолянин, 2020

ISBN 978-5-4498-4656-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы понимаем, что многие из читателей данных записок не знакомы с местами, где происходят описываемые события. Они могут обратиться к «комментарию переводчика и составителя», помещённому в конце, либо сверяться с ним по мере надобности. Там же указаны особенности местного календаря и единиц измерений.

Предлагаемое жизнеописание составлено на основе воспоминаний самого Мелидена и людей, близко его знавших. Он был человеком много видевшим, памятливым и наблюдательным, но не получившим систематического образования, обладал практическим умом, привык изъясняться кратко и по существу, что с неизбежностью наложило отпечаток на стиль изложения, несмотря на попытки составителей придать ему некоторую художественность ради более лёгкого восприятия. Добавилась и необходимость по возможности сокращать диалоги, чтобы удержать объем изложения в приемлемых рамках; в действительности многие разговоры были длиннее за счёт оборотов вежливости и прочих второстепенных отступлений; в ряде случае соображения нравственности не позволяют их воспроизводить буквально.

Следует извинить и угловатость, появляющуюся вследствие перевода с другого языка и культуры. Выражение, естественное для одного места и времени, неминуемо выглядит странноватым и даже искусственным в языке, развившимся в иной среде. В то же время чрезмерная переделка иностранной речи на свой лад ради литературной гладкости неизбежно искажает смысл и правду, что порок еще худший. Приходится искать золотую середину – насколько это удалось, судить читателю.

Особенно велики вышеуказанные сложности применительно к поэзии, поскольку к проблеме перевода смысла добавляется почти неразрешимая проблема сохранения рифмы и мелодичности, заложенных в оригинале. К счастью, все встречающиеся в данном произведении поэтические фрагменты переведены другими лицами; на них лежит и ответственность за точную передачу. Это касается и цитат из классических произведений.

Также чужестранцу может показаться необычной просторечивость в некоторых именах и географических обозначениях. Связана она с тем, что повествование ведется с позиции героя, а не удалённого наблюдателя. Для человека, находящегося в привычной среде, всё выглядит знакомо и естественно, и эту понятность мы стараемся по возможности сохранить при переводе на другой язык.

Возьмем, к примеру, полководца античной древности Никомаха; для самого себя и окружающих современников он был Победобором и общался со столь же понятными и доморощенными Коневластами и Людоведами. Правильно ли его именовать в «иностранной» для него самого манере? «Если ты в Риме – живи как римлянин». Или фешенебельно-заграничная вершина Монблан – для окрестных козопасов всего лишь Белая гора среди столь же обыденных Чёрных речек и Хижин сыродельни, а Куршавель – «Волосяной двор», что бы это ни значило.

Конечно, не следует впадать в другую крайность – если заимствованные слова новы и чужды как для персонажа, так и для нашей культуры, не стоит проводить изыскания ради попытки их перевода, лишь в редких случаях можно добавить разъяснение – глоссу на полях. Хотя и тут в ряде случаев уместно «учёный синоним», заимствованный из иностранного для героя языка, подменить таким же учёным синонимом в нашем языке. Как-то «раскольник» и «схизматик», к примеру.

Нет причин и придавать архаичность речи участников повествования, хотя они происходили из не слишком развитого по нашим меркам общества. Но для себя они жили здесь и сейчас, а не пятьсот лет назад. Поэтому современный для них язык будет справедливым переводить современным для нас языком. Хотя с неизбежностью пропадает некоторая часть речевого колорита, так как сугубо местные слова и речевые обороты не всегда удаётся полноценно подменить аналогичными словами из нашего языка.

Итак, приступим с богом, если кто еще верит в потусторонние силы.

Настроение собиравшегося перед рассветом Мелидена ближе всего передавало слово бесприютность. Еще не отчаяние, но щемящая тоска вкупе со странным освобождением погорельца, разом лишившегося всего нажитого. Мрачный сумрак предпоследней «заячьей» стражи усугублялся весьма зябкой погодой. Хорошо, что хоть не мороз.

Действительно, всё достигнутое к тридцати годам, вся, как мы сказали бы, карьера шла к очевидному и неотвратимому краху. Весь устоявшийся образ жизни подходил к концу. Другие к этой поре расцвета пожинают плоды предыдущих усилий, прочно встают на ноги, начинают наслаждаться почётом и достатком. А он отправляется на средиземскую границу как служилый дворянин-однодворец самого низшего разряда, какой не может себе позволить даже оруженосца. Точнее, его не требует половинный размер держания, что унизительно само по себе. Причем отправляется он не в составе бодрого и весёлого отряда, знающего, что следующей осенью или весной вернётся домой, а по личному письменному предписанию. Без указания срока. То есть в пожизненную ссылку, называя вещи своими именами.

Довод, что подобных ему множество было и будет, что большинство в таком же или худшем положении с рождения, не утешал. Пусть другие думают о себе. Он не другие. И сидеть в болоте с рождения не то же, что рухнуть в него с высоты. Более того, не стоит заблуждаться – те, кто его в болото опустил, не успокоятся, пока не утопят окончательно. Поэтому сидящие в болоте привычно и неприметно в куда лучшем положении.

Истины ради, оруженосца Мелидену всё-таки предоставил князь Барух, от которого он формально держал менее чем половинное поместье в Угрусском уделе (треть «служилой сохи»), и за ним надо было заехать в Барухов двор. Но какого оруженосца? Мелиден уже познакомился с ним пару дней назад. «На тебе боже, что нам негоже». Огромный отрок с лицом или, скорее, мордой столь же тупоумной, сколь вороватой. Который и был только что бит палками на миру за мелкое воровство, причем безыскусное до нелепости, так что дурость заслуживала палок больше, чем кража. Яснее ясного, что князь Барух сбагривает своего провинившегося слугу так же, как великий князь Ларс Вагуниг прогоняет самого Мелидена. И как служить с таким безнадёжным вором, да еще слабоумным. Такой и хозяина подведёт под монастырь, будто у него мало своих забот.

Конечно, Мелиден мог взять слугу семьи Гершеню, человека умелого и надёжного. Но это значило бы оставить без помощи мать и Людмилу. Да и зачем Гершене на старости лет разделять изгнание Мелидена. Должна быть справедливость, каждый обязан нести свою ношу сам.