Игнатий Смолянин - Странствия Мелидена

Уж не за такой ли образ мыслей попал в опалу Мелиден? У добрых подданных не очень-то принято сомневаться в словах великих князей и учёных монахов, чьи труды одобрены самим митрополитом. Может быть, вполне может быть. Как любил говорить один из учителей Мелидена, осиливший когда-то грютский трактат по логике, «нет следствий без причин». Начальник стражи Ларса Вагунига трактатов не читал, да и вообще читал, только водя пальцем и шевеля губами, но своим умом развил этот тезис даже дальше, «не бывает наказания без вины». Оно и верно, если под виной понимать недостаточную страсть к вылизыванию начальственных задов.

Но не будем разбрасываться мыслями, вернёмся к пращурам Мелидена. Откуда же дворянская фамилия Варсин, если еще прадед Мелидена был непонятно кем из глухой липенской деревни? Во-первых, сама фамилия не очень родовитая, да еще распадается на несколько ветвей равно тёмного происхождения – одни якобы названы в честь святого Вара, другие вроде бы происходят от некоего степного князька-перебежчика. Но истинно, что одна из ветвей имеет владения на полночь и восход от Липенска – как раз там, где родился дед Ларс. Хотя сам Духов Лес в их владения не входил и не входит. А во-вторых, если прадед Банелуг был неизвестно кто, то дед Ларс – точно дворянин, и своими немалыми заслугами. Так что мог приобрести и фамилию вместе с прочим.

На смуте, последовавшей за присоединением Липенска к великому княжению, он и поднялся. Вспыхнули мятежи липенских бояр, недовольных жёсткой рукой висагетского великого князя, начались вторжения из пограничного средиземского герцогства Ремита, также имевшего виды на Липенск и даже захватывавшего его временами. Еще подростком Ларс из Духова Леса, рано оставшийся сиротой и живший из милости у тётки, с одним из липенских бояр перебрался в Висагету и стал гонцом, приняв участие во многих стычках. Возмужав, ходил в каких-то судовых ратях. Но особенно он поднялся во время смут, когда молодой Вагун II Карий (отец нынешнего великого князя) боролся со своим дядей Гауром Славгородским и двоюродными братьями Мелиденом Гауригом Кожемякой и Ларсом Голутвинским. В 69-м году Вагун Карий даровал ему парадную кольчугу, перешедшую по наследству и с гордостью носимую Мелиденом, а в 71-м году обширное, хотя неплодородное поместье к северу от Висагеты, где прошла изрядная часть Мелиденова детства. В последние лет двадцать дед Ларс страдал от многих ран, был отпущен со службы и жил с почётом в упомянутом поместье, где и умер. Среди родни он был известен справедливостью и, хотя сам грамоты не знал, постарался дать сыну Икмару хорошее образование, насколько это было возможно в медвежском захолустье.

К Веразе спешили изо всех сил, поскольку относительно приятная погода с мелкой моросью сменилась настоящим дождём со снегом. Надетый на кольчугу тулуп из войлока под просмолёным холстом защищал от дождя только до определённого предела, не вполне помогал и старый тяжёлый плащ из вытертых волчьих шкур. Проклинал всё на свете и Важиня, одетый в долгополый тегиляй – суконный кафтан, плотно набитый льняными очёсами с зашитыми внутри мелкими металлическими пластинами. Достоинством этого универсального доспеха была способность ржаветь невидимо для глаз, но сушить его было дольше, не говоря уже о затруднительности чистки и стирки. Само собой разумеется, оба путешественника были сплошь заляпаны разлетающейся из-под копыт грязью.

Да, если в плохом бывает хорошее, то и в хорошем не меньше плохого. Тёплое предзимье – хорошо, но обычно в это время, восьмой день после Саманы, уже устанавливался твёрдый путь по первому морозу, купцы и паломники устремлялись в дорогу, чтобы успеть до снегопадов, охотники заполняли придорожные леса. Теперь благоприятный для походов период откладывался, между тем Мелиден продвигался слишком медленно, с учетом остановки на несколько дней в Дубраве. Как бы не попасть и в местную опалу помимо общей, за намеренную нерасторопность. Потому, наскоро объяснив городским стражникам причину спешки и показав подорожную, занялись чисткой и сушкой одежды в ямском дворе, благо в нём было почти пусто. И назавтра снова отправились в путь: дождь ли, снег ли, а ехать надо.

На удачу, после лившего всю ночь дождя погода опять наладилась – было прохладно и пасмурно, но лишь изредка падала снежная крупа или мелкая морось. На привалах Мелиден начал размахивать мечом, бросать нож и стрелять из самострела по отдельно стоящим деревьям, чтобы не потерять болты в густом лесу – где их теперь достанешь. Не податься ли в разбойники, если и дальше будет не складываться? – приходило в голову временами. Но, по здравому размышлению, эта возможность откладывалась на самый крайний случай. Ведь главное достоинство разбойника вовсе не в умении владеть мечом. Главное – уметь выживать в стылом лесу, и не неделю-другую – годами. И способность находить общий язык с верными товарищами. Поскольку если простудишься на промёрзшей земле либо провалившись под лёд, вся сила и сноровка испарятся как утренняя роса. И неверным товарищам даже не надо будет ночью вязать во время сна или бить сзади дубиной по затылку – и так всё будет их, и кошель, и кольчуга, и меч с самострелом.

И в своём умении выживать, и в умении находить общий язык Мелиден сомневался. То есть кое-какой опыт имелся, конечно, но недостаточный. Не на то он тратил время и силы, не те навыки развивал. Просто рыскать по лесу – одно, выкопать и обустроить в правильном месте землянку самому вырезанной деревянной лопатой – другое, гаркнуть на застигнутого врасплох мужика – одно, завоевать доверие и даже преданность отчаянных и лишившихся всех устоев изгоев – другое. Это искусства не посредственные, но высшей пробы. Тогда как Мелиден и в своей среде не очень-то ладил, привык жить без друзей и слишком часто смотрелся белой вороной. Или чёрным лебедем на пруду.

Ладно, подумали о деде, подумаем и об отце. Отец Икмар, как уже сказано, на Мелидена совершенно не походил. На полголовы ниже, полный, лысоватый, он был лишён воинского духа и умения. Хотя охотиться любил и много времени проводил на охоте (опять же, в противоположность Мелидену), но больше ради хорошего общества и «чести», чем ради дичи и пребывания в лесу. Брал он живым умом, быстрой сообразительностью, мягкими манерами, приятной речью и необычайным умением располагать к себе людей. То есть именно тем, в чём его сын очевидно слаб. Он в совершенстве знал придворные порядки, правила обхождения, разбирался в изысканной еде, умел очаровывать женщин разговорами ни о чём. Для прямодушного, нелюдимого и безразличного к удобствам Мелидена каждая фраза будет верна только с приставкой «не».