Игнатий Смолянин - Камбенет

– Пусть радуется, пока может и если ей так хочется, – Мелиден поспешил закончить принявший неприятный оборот разговор. – Ей пришлось перенести много тяжёлого в прошлом.

– С Норусом всё понятно, – вернулся к вопросу Даене примирительным тоном, – деньги Сведенов и поддержка прихожан для него важнее недовольства епископа. Тем более, и герцог стал косо смотреть на епископа из-за его чрезмерной лояльности Гетальке. Иными словами, отца Норуса есть кому защитить, это Брабон может лишиться кафедры, а то и головы, если будет слишком упорствовать в утверждении своей эфемерной власти. На западе сейчас творится непотребное, похоже, королю Дерифаду и геталькскому архиепископу скоро будет не до нас. Но об этом говорить преждевременно.

Не признаваться же в этом чужим, но к концу представления и сам Мелиден кипел возмущением по поводу поведения Диан, которая, как оказалось, вела двойную жизнь и занималась чёрт знает чем со скоморохами, пока он нёс службу в Замке. Такие стишки за один день не выучишь; очевидно, что Диан заучивала их долго и втайне от него. Он замечал, что она бормочет что-то вполголоса иногда, но не обращал внимания. Диан была грамотной, кто-то (Сведены?) мог дать ей листки с текстом, но никак не обошлось и без тесного общения с приезжими лицедеями. Однако самым предосудительным было выступление перед толпой посторонних без его предварительного уведомления и разрешения. Какой соблазн так выставлять себя напоказ, особенно перед замковой и городской знатью!

Мелиден предвкушал, какую трёпку он задаст непотребной девке, однако сперва пришлось выполнять служебный долг – сопровождать охраняемых лиц до замка и городских особняков. Тем временем его гнев несколько остыл. Действительно, кто он такой, чтобы требовать от Диан полной домашней покорности. Не может даже жениться на ней должным образом, может только плодить бастардов. И он знал, что она из семьи гистрионов, как тут зовут скоморохов.

Поэтому, добравшись до дома, он ограничился тем, что пообещал переломать ноги Дианиным ухажёрам, если узнает, что она путается с кем-то из актёришек.

– А тебя только твоё положение спасает от порки, дрянь такая. Чем ты и пользуешься без стыда и совести, – попугал он Диан, но без злобности, только порядку ради, что она сразу почувствовала и тут же сгладила ситуацию убедительными объяснениями, переходящими в откровенные ласки:

– Я всего лишь хотела сделать тебе приятную неожиданность. Ты же сам разрешил мне ходить на приходские танцы. Разве тебе было бы лучше, если бы я вела себя как глупая толстая гусыня? Ты же говорил, что не любишь таких. Поэтому я стараюсь, чтобы тебе было со мной не скучно.

С этими словами Диан залезла к Мелидену на колени, обвив рукой за шею с обычной ласковой и немного лукавой улыбкой, всякий раз заставлявшей его млеть. Не устоял он и теперь. Осталось лишь доказывать, что в главном он стоит больше пропойц-словоблудов, неутомим и уже достаточно искусен. Воистину достохвальнее утверждать свои права не угрозами, тем более неубедительными, но наглядным показом неотъемлемых и существенных преимуществ.

Вразумление жён при помощи ременной плети или вожжей в Медвежье, берёзовых или ивовых прутьев во вселенских землях – общепринятый и благословенный церковью обычай, не говоря уже о наказании провинившихся слуг и детей. Понятное исключение делается лишь в случае, если жена богаче или старше мужа, либо происходит из очень значительной семьи. Поэтому Диан воспринимала как должное, что с ней может произойти нечто подобное. Прежде её секли только пару раз, и то собственная мать в детстве по веским причинам. Отец и её прежний любимый муж обладали слишком мягким характером, были для неё друзьями и никогда не поднимали на неё руку. Однако Мелиден был другого склада, от него она сильно зависела, всё ещё недостаточно знала и побаивалась.

По правде говоря, Мелиден пока ни разу не воспользовался этим правом по отношению к какой-либо из своих женщин. Сам он объяснял свою неожиданную терпимость тем, что все они были вдовами с детьми, то есть взрослыми и ответственными, много пережившими. Воспитывать их как пустоголовых малолеток было бы неуместно и бесчестно. Если они вели себя не так, как ему хотелось, то по каким-то своим разумным соображениям, пусть не совпадавшим с его собственными. С ними можно было всё обговорить без того, чтобы в одно ухо вошло, из другого вышло, не задержавшись посередине. Следовало принять как должное, что у них уже сложились свои, без его участия, привычки, занятия и связи. А Мелиден гордился тем, что потомственно справедлив и рассудителен, почти как думный дворянин. Не признаваться же в недостойном слабодушии. Здесь, на чужбине, его некому было укорить в несоблюдении православного домоустроения. Желает прекрасная Диан выступать на подмостках – ну и пусть, лишь бы была довольна и весела и дарила его своей лаской:

Так дни текли счастливо до субботы 2 мая. Мелиден задержался в трапезной – снаружи бушевала внезапно налетевшая из Ложбины буря с ливнем, грозой и молниями. Он предвкушал воскресный труд в Дианином саду и огороде, когда в зал вбежал незнакомый взмыленный гонец в мокром зелёном табарде с вышитым удодом на груди. Его тут же провели к столу маршалов, а вскоре оруженосец передал Мелидену приказ не уходить. Затем гонец уселся поблизости на свободное место и принялся жадно поглощать принесённую слугами пищу, Мелидена же позвали к маршалам для разговора.

Оказалось, что Горних сумел добраться только до Бастейна – ближайшего большого города Озёрного герцогства. Выехав оттуда дальше на восток, он попал в засаду, потерял коня и оруженосца, блуждал по лесу, был ранен в голову и ограблен в какой-то лесной деревне, потерял письма и оружие, смог бежать, добрался до местного рыцаря, порядочного мужа, который переправил его в Бастейн. Власти города послали в Камбенет сообщение о происшедшем. Сам Горних был слишком слаб, чтобы выехать немедленно.

– Добахвалился, сукин сын, что сам чёрт ему не брат, такому ловкому и бывалому, – так выразился о попавшем в передрягу гонце сам конюший Макир оде Ретти-брод, сидевший во главе стола. – Взял с собой только прыщавого юнца, своего родственника. Но мы не можем оставить это просто так. Господин главный маршал поедет расследовать это дело совместно с Озёрным герцогом его светлостью господином Роколлом Гольтес-форт оде Оркелан. Однако придётся послать другого гонца в Озёрный город и далее, с копиями приглашений на июньские состязания и других писем. Мы рассчитываем, что общество арбалетчиков и Городской Совет предоставят для этого своих людей. Однако кто-то должен при предъявлении приглашения представлять и его светлость герцога Аренда Клефтамбера оде Орине. Во всяком случае, при предъявлении графу Шарима – он муж сестры нашего герцога. Будет невместно, если приглашение поступит только от горожан Камбенета, будто его светлость герцог Аренд ни при чём. Вот дальше в Ремиту посланцы Городского Совета могут ехать одни, там нам незачем любезничать. Мы обсудили с господами Каллеве и Даене, кого послать, и они единодушно посоветовали вас, как самого подходящего для данной миссии человека.