Николь Галанина - Хрустальный мальчик

– Да желает она замуж, с чего ты взял-то, что нет? – продолжала злиться Анна, пиная дерево.

– Так она же сама тебе сказала, что не хочет.

– Она соврала!

– Да зачем? – чуть приподнялись брови Землероя.

– Потому что ей стыдно сказать, что она хочет, а никто не берёт, вот она и ошивается у нас тут, всё время туда-сюда бродит, никакой пользы, только маме надоедает, – Анна уверенно скрестила руки на груди и испустила долгий жизнеутверждающий вздох. – Вот так всё и есть. Ты хоть и дух леса, а об этом знать не можешь, так что учить меня не надо.

– Да тебя научишь, – пробормотал Землерой куда-то в сторону, и ветер вдруг похолодел, и на небо стали набегать сероватые тяжёлые тучи. – Ты ведь, если и говоришь тебе дело, не слушаешь.

– Я слушаю, вообще-то, – сварливо отрезала Анна, – ты сейчас просто не прав. Вот я тебе и говорю, как всё на самом деле есть.

– А я тебе говорю, – стоял на своём Землерой, – что люди многого не понимают.

– А ты всё понимаешь, потому что ты дух, видите ли?

Землерой откинулся назад, прислоняясь вихрастым затылком к морщинистому стволу, прикрыл глаза с трепещущими ресницами и неожиданно умолк, словно бы призадумался. Анна тоже притихла. Между их руками, почти касающимися друг друга, вился холодный игривый ветерок, и Анна чувствовала, как странные мурашки начинают ползать у неё по коже.

– Вовсе нет, – шепнул его губами загустевший воздух.

Тут Землерой открыл глаза и стремительно поднялся – Анна даже не успела заметить, как он выпрямился и уже согнул ноги в коленях, готовясь к прыжку.

– Ты куда это? – тут же переполошилась Анна.

– Без тебя не уйду, – коротко ответил Землерой и протянул её руку. – Давай же, вставай!

– Да зачем? Мне и тут хорошо, а там, за деревом, так жарко-о…

– Не ворчи, ленивая, а вставай и просто иди за мной! – упрямо подгонял её Землерой. – Ну же, скорее! Показать тебе кое-что хочу!

– Но я… ай! Подожди, подожди, куда ты меня…

Они проломились сквозь бесчисленные тоненькие веточки, раздвинули их в стороны, как мешающие клочки прилипчивой паутины, и кубарем покатились по раскалённой земле. Анна свернулась в клубок и ошарашенно затрясла головой. Пока она приходила в себя, Землерой уже вскочил на ноги и снова уцепился за её ладонь. Он настойчиво сверкал серебристо-серыми глазами и тянул её за собой, в высокую, даже выше пояса Анны, траву, шуршащую от самых лёгких, ласкающих прикосновений ветра, и настойчиво подгонял:

– Ну давай же, вперёд! Анна! Ну, ну, скорее, пока я не забыл!

– Что… ты… хочешь… мне показать? – с трудом выдавила Анна. Раскалённый летний воздух собирался у неё во рту и в носу, казалось, он заполнил её лёгкие до отказа, и в голове у неё повисла такая же туманная дымка, как и та, которая обволакивала округу перед нею. Сухая прохладная ладонь Землероя уверенно стискивала её пальцы с могучей силой, и она бежала за ним сквозь шумное море июльской травы, сама не понимая, как ей удаётся столь быстро перебирать ногами. Над головами у неё и у Землероя спешили куда-то прекрасные, лёгкие белые облака, обласканные золотисто-сизым сиянием высоко вставшего солнца, и она видела, как то и дело с веток срываются крошечные маленькие листики. Хотя был всего лишь июль, эти листики уже завяли, а некоторые – и вовсе иссушились и стали пепельно-коричневыми, ломкими, как глубокой осенью.

– Землерой, мой клубок…

– Дождётся он тебя, никуда не денется! Скорее, скорее! – подгонял он её и сам всё ускорялся и ускорялся, пока у Анны совсем не сбилось дыхание и она не повисла на его руке мёртвым беспомощным грузом.

Землерой провёл её сквозь высокую траву по дуге, раздвинул густые мягкие стебли – и Анна почувствовала благословенное дуновение прохлады. Как-то совсем неожиданно они очутились на низеньком покатом бережку той самой реки, куда она хотела сходить с Марией, чтобы задобрить молодых хозяек, дочек местных незримых господ, и выдать Марию замуж поскорее. Анна остановилась, и Землерой замер тоже. Своей ладони из её он так и не вынул, и она чувствовала, что его пальцы даже холоднее, чем дуновение, идущее от реки.

– Вот, – сказал Землерой со странной примесью гордости в голосе, – пришли.

Анна непонимающе вздёрнула бровь.

– Э-э… ну и что?

– Совсем ничего не понимаешь? – Землерой оглянулся на неё, и в расширившихся серебристых глазах мелькнуло нечто вроде упрёка. – Эх, ладно, – он махнул рукой, – чего ждать-то от тебя ещё… Ну, подходи ближе. Я тебе кое-что покажу, но для этого надо в воду посмотреть.

Анна опасливо поглядывала на прозрачные холодные воды.

– А можно? Вдруг хозяйки на меня разозлились… и утащат, стоит мне подойти?

– Разозлились, конечно, – спокойно кивнул Землерой, – скрывать не стану. Но, покуда я тут, с тобой, ничего они тебе не сделают, так что делай и не бойся ничего. Ну же, – он крепче сжал её пальцы и сделал первый шаг на мягкую, липнущую к ногам влажную тяжёлую почву ската, – пойдём, Анна. Я обещаю, ничего страшного не случится.

Анна обеспокоенно огляделась, пару раз шмыгнула носом для проформы, и тёплый солнечный луч золотым ободком обвился кругом её указательного пальца, что нерешительно цеплялся за пальцы Землероя. У него всегда была прохладная кожа, и от него не пахло ничем другим, кроме спокойствия вечернего леса, и это помогало ей расслабиться так, словно бы она лежала в колыбельке, было ей года два, от силы – четыре, а Землерой, как её добрый старший брат, которого у неё никогда не было, стоял, склонясь над люлькой, покачивал её заботливыми осторожными движениями и напевал беззвучную и бессмысленную колыбельную.

– Если они меня всё-таки утащат, ты виноват и ты дурак, – прошипела Анна напоследок.

Землерой, казалось, безмятежно улыбнулся – хоть и не видела она его лица, она знала, что улыбка прячется в уголках его глаз.

– Да, конечно, – сказал он спокойно и царственным шагом подвёл Анну к ручью.

Это было самое узкое место русла, которое здешние рыбаки прозывали «перешейком». Хоть и много рыбы здесь водилось, застревающей в песке и иле в период ненасытной засухи, всё же ни один уважающий себя местный не отправился бы в это место с удочкой и ведёрком. Ещё задолго до того, как дедушка Анны услышал историю полусумасшедшей старухи, которой даже собственная сестра сторонилась, перешеек считали проклятым местом. Каких только легенд о нём ни складывали! Говаривали, что в древние времена в этом звонком хрустальном ручейке пачками топили ведьм и неугодных нынешней власти, и скапливались все они в перешейке, вот тот и обмелел, и сузился, пропитанный кровью и болью. Говаривали, что по ночам полнолуния сюда слетаются все злые колдуньи, каких только доносят их мётлы, и до первого розового луча рассвета веселятся и поют, но не так, как нормальные люди, а по-своему: неукротимо, бешено и страшно. Говаривали, что в совсем незапамятные времена, когда ещё и государства нынешнего не существовало, тут вылавливали и казнили первых христиан, а трупы их сбрасывали в перешеек – он и обмелел. Словом, какие только слухи ни витали кругом этого места! И, хоть почти никто из местных и не признался бы ни за что на свете, особенно – мужчины, что верит в них, они, однако, ни при каких обстоятельствах ни удумали бы пойти сюда рыбачить, да даже на прогулку, даже в компании, даже ярким и безвинным, бесконечным, жарким и удушливым летним днём.