Николь Галанина - Хрустальный мальчик

– Ну, как тебе? – хмыкнул Землерой и подбоченился. – Видала, как быстро я тебя нашёл?

– Я же не дух, – проворчала Анна и натянула на колени юбку. – Знаешь, если раньше я думала, что ты там фокусник какой или все эти странные вещи, что около тебя происходят – только совпадения, то теперь я начинаю тебе верить.

– Ого, уже и верить начала? – рассмеялся Землерой и плюхнулся с нею рядом, скрестив ноги и откинувшись назад. Ласковый тёплый ветер гладил его по прикрытому наполовину лицу и путался в волосах. – А чего так поздно-то?

– Да не привыкла сразу доверять, – рассеянно ответила Анна. Вдруг подавшись вперёд, она запустила руку в снежно-белые растрёпанные волосы Землероя, намотала несколько прядей на пальцы и рванула на себя.

– Э-эй! – возмущённо завопил тот и вцепился ей в руку. – Ты что такого удумала?

– Да просто волосы у тебя странные, – Анна отняла руку и задумчиво покрутила запястьем под беспощадными ударами солнечных лучей. Зацепившиеся за неровно обстриженные ногти, белые пряди беспощадно сияли и слепили ей глаза. Она зажмурилась и опустила руку. – Я думала, это парик.

– Мы духи! – рассерженно проворчал Землерой, опасливо проводя ладонью по волосам. – Мы париков не носим! Разве что речные хозяйки их надевают, когда на праздник идут, но у них причина есть! – склонившись к самому уху Анны, Землерой горячо прошептал ей на ухо: – Они просто лысые, а за красивых девиц им так охота сойти!.. Если им какая девушка жертвует свои волосы: отрезает и в реку бросает в жгучий полдень, – они этой девушке всеми силами будут помогать: и жениха достойного подыщут, и в родах ребёнка сберегут, и с мужем любовь сохранить помогут, живи только неподалёку от реки, и всё ладно будет. Можно даже не рядом с той, которой волосы пожертвовала: речной народ близко общается, они все-все свои горести и печали друг дружке передоверяют, поэтому ни их благодетелю, ни обидчику от них нигде не скрыться! Мне так сказывали, что они с морскими братьями дружбу водят, но это уже хвастовство, по-моему. Морские жители – они гордые, нелюдимые, даже со своей семьёй болтать подолгу не любят.

Анна отодвинулась и уцепилась за дерево чуть дрожащими пальцами.

– Врёшь, – выдохнула она. – Вот врёшь и не краснеешь!

– Да с чего мне врать? – пожал плечами Землерой. – Всё так, как я говорю, и есть.

– Хочешь сказать, – прищурилась Анна и неловко заёрзала на месте, – если я сестре скажу волосы срезать и в реку бросить, она тотчас замуж выйдет?

Землерой подумал чуть-чуть, прищурился и покачал головой.

– Нет, про «тотчас» я не говорил.

– Но выйдет же? – настаивала Анна.

– Ну, выйдет, – согласился он, – это только если условия соблюсти.

– Какие ещё условия?

– Не оборачиваться, как домой идти будешь, – начал загибать пальцы Землерой, – в воду не вставать, не подпоясываться и крестик на тело, как пойдёшь волосы жертвовать, не надевать. Если знать, как, то со всякими духами можно договориться. Вот у духов нашего дерева можно, например, крепость корней попросить, и урожайность, и чтобы плоды были сочные и большие…

– И что для этого сделать надо? – живо заинтересовалась Анна, и глаза её засверкали, как угольки в костерке.

– Не подпоясываясь, земли у нас под деревом зачерпнуть, в пояс поклониться и сказать: «Хозяин, друг мой природный, подсоби, выслушай просьбу!» – ну, и сказать, собственно, чего тебе надобно. А потом поклониться трижды в пояс, повернуться и домой идти, да только не оборачиваться! И это всё работает, только если ты с духами дерева прежде не встречался, – Землерой умолк и вдруг застыл, серебристым взглядом скользя по листьям.

Анна надула губки и обречённо вздохнула.

– Значит, я у тебя ничего попросить не могу?

– Почему это? – встрепенувшись, Землерой повернулся к ней и взлохматил волосы. – Тебе дух и сам поможет, без просьбы. Как и всякому, с кем у него связь появилась.

– А как ты узнаешь, что надо помочь?

Землерой наклонился к ней и весело встряхнул за плечи.

– Мне всё ветер нашепчет, животные расскажут. Я же тебя теперь хорошо помню, Анна, – и он медленно поднялся, вздымая голову к небу. – А теперь беги домой, держи покрепче свой клубок и приходи завтра: мне пора.

– А меня с собой ты точно не возьмёшь? – Анна даже вытянулась, стоя на коленях и отчаянно сжимая край его грубой одежды.

Холодные пальцы Землероя медленно и осторожно разжали её собственные.

– Нельзя, даже и не думай. Сейчас – нельзя.

– А когда будет можно?

– Будешь приставать – никогда! – и он замахал на неё руками. – Давай-давай, беги, Анна, да смотри – клубочек не теряй!

Безмужняя девица

Сестру Анны звали Мария, и было ей без малого двадцать лет.

Мария была высокая, худая, как башня, с жидкими соломенными косами, слишком большим лбом и выпуклыми чуть глуповатыми глазами. Анна думала, что у Марии глупые глаза, потому что она не особенно ту любила. Между ними пролегли десять лет разницы, к тому же, знала Анна, что Мария – не совсем родная ей сестра. Именно из-за этого с таким наслаждением и такой регулярной частотой ссорились её родители. Если матери Анны что приходилось не по нутру, она картинно плакала, рвала на себе волосы, выла, как собака на цепи, а в минуты особенно сильного раздражения бросалась в мужа тарелками, книгами, подушками – словом, первым, что под руку попадало, – и вопила так громко, что стены сотрясались:

– Да, да, я так и знала, что мы тебе не нужны! Тебе вот, твоя Маша, Мария – никто больше не нужен! Так з-забирай свою Машу и проваливай с ней, куда глаза глядят! Взрослая уже! Не пропадёт!

А Мария обыкновенно стояла в углу, ссутулившись, тёрла одна об другую шероховатые красные руки и молчала, и глупые навыкате глаза её смотрели в пол с неотрывной и ко всему равнодушной тупостью. Анна любила поддразнивать Марию: она часто ставила над головой рожки и показательно мычала, показывая старшей сестре язык:

– М-му! М-му! Му-у-у! Маша-м-м-му, корова-м-м-му!

А Мария молчала и покусывала губы. Из-за того, что Мария это слишком часто делала, у неё были не губы, а какие-то лохмотья розоватого мяса и отшелушившейся серой кожи, да ещё и в уголках рта выступала запёкшейся коричневато-алой коркой кровь. Анна нисколько не удивлялась, что такую страшненькую, глупенькую Марию никто не целует – брезговали, наверное, – и что никто её замуж не берёт.

– Если б я была мальчишкой, – важно говорила Анна, прохаживаясь перед страшненькой, кривоватой, неладной, глупой сестрой, – я б тоже тебя замуж не взяла.

Мария сверлила её тупым коровьим взглядом исподлобья и бурчала:

– Вот уж как будто я замуж так хочу! Я ещё молодая!

– Хо-очешь, – настаивала Анна, – а никто не берёт. Я бы тоже не взяла.