Степан Кингизхамов - Домашний океан. Книга первая. Дикая красота

Самое ужасное, незрелые мальки устраивали групповые оргии – явление, прежде немыслимое в рыбном социуме. Окосев от ежовых игл, мальки носились по мелководью, натянув на причинные места подобранные на свалке презервативы – так они подтверждали открытость культуре, гуманизму и закрытость венерическим болезням. От этого зрелища у беременных, психически неустойчивых самок случались преждевременные роды, зараз наводняя риф десятью миллионами плачущих, недоношенных уродцев. Тогда как рыбки повитухи обещали будущим матерям не больше восьми с половиной миллионов крепеньких, здоровых малышей, которым уже предусмотрены места в яслях. Дополнительные полтора миллиона, лишённые пособий и материнского капитала, обрекались на сиротство и деградацию.

Тут нет преувеличения. Путешествуя по рифам, я убедился, что многие рыбы имеют феноменальную память и удивительные способности к мгновенному счёту. Рачительный отец, степенно шевеля жабрами, в две секунды определяет, что к семи миллионам его законных отпрысков примазалось двести тысяч чужеродных бастардов. Отец семейства пинками гонит их из фамильного косяка. Однако хитрец пускает в ход пинки не раньше, чем получит на плавники детские пособия на лишних двести тысяч ртов.

Желая остановить поток сухопутной пропаганды, зрелые рыбы прибегли (или приплыли) к радикальным методам. Они постановили без лишних слов поедать всех пришлых червяков, – зачастую вместе с крючками, – несмотря на их отвратительный вкус. Чего только не сожрёшь ради благополучия и моральной устойчивости молодёжи. Этот обычай распространился повсеместно, от великих океанов до распоследней лужи. Большинство рыб глотает червей, давясь от омерзения. Они забыли происхождение и смысл жуткого обычая, и в глубине души недоумевают, за каким дьяволом нужно жрать эту гадость, попутно вешаясь губами на крючок?

*****

На дне океана книжный шкаф с бесценными кирпичами неплохо сохранился. Оно и понятно: тридакна устроилась в сердцевине благополучного рифа, не затронутого червивой пропагандой. В многодетных, морально устойчивых подводных семьях у подростков начисто отбивают страсть к воровству. Если допустить, что среди нескольких миллионов мальков один исхитрился украсть нечто ценное, то остальным миллионам тащить уже нечего. Таким образом, они понятия не имеют о воровстве – мальки наследуют ангельскую честность автоматически, по безграмотности, как большинство кристально честных душ. Честность, как правило, наследуют нищие голодранцы, которым больше нечего наследовать. А одному вороватому мальку ничего не стоит затесаться в толпу ровесников и прикинуться пай-мальчиком; морального климата в косяке он всё равно не испортит.

Взрослым рыбам, имеющим на шее миллионы отпрысков, попросту некогда отвлекаться на грабёж или чтение, ради которого необходимо обчистить подводную библиотеку в тридакне – сами понимаете, рыбе обчистить надводную библиотеку не в пример труднее. Поэтому рыбы сплошь безграмотны и не отравлены информационными вирусами. В девственной чистоте сохраняются мозги подрастающего поколения, что избавляет родителей от такого тягостного, в высшей степени утомительного занятия, как воспитание ремнём. Выпороть, скажем, десяток чешуйчатых сорванцов и рыбе по плечу, но попробуйте основательно, добиваясь педагогического эффекта, отходить ремнём миллион сорванцов! А десять миллионов?

Кстати сказать, ихтиологи утверждают, что ещё на заре кайнозоя дела у рыб шли неважно: общинные ценности трещали по швам, а институт семьи шёл вразнос. Воспитывая мальков, старшие рыбы истрепали все ремни, дефицит которых в подводном царстве ощутим и поныне. Однако пытливый наблюдатель заметит, что рыбы лишены не только ремней. Всё верно, о чешуйчатые задницы подростков отцы порвали всё, чем только ни воспитывали молодняк: шлёпанцы, подтяжки, мокрые носки (сухие носки в море никогда не приживались, хотя и ценились на вес золота как экзотическая безделушка), штаны, трусы и другие педагогические орудия. Однажды было истреблено всё имущество, пригодное для воспитания, включая мебель. Коль скоро нынешние рыбы не богаты мебелью, значит, их предки секли подростков мебелью – это самое реалистичное предположение. Думается, в какой-то момент старшие плюнули на воспитание и пустили всё на самотёк. С тех пор дела пошли на поправку и надобность в порке отпала сама собой.

Уклад подводной жизни далёк от сухопутных обычаев.

Самые многодетные, чадолюбивые обитатели суши мечтать не смеют хотя бы о ничтожном миллионе детишек. Людей, мечтающих о таком сексуальном разгуле, считают невменяемыми, изолируют и подвергают принудительному лечению, внушая отвращение к сексу и потомству. Такого мечтателя не выпускают на свободу, пока в ближайших планах он не ограничится двумя, тремя тысячами отпрысков, что уже как-то соотносится с реальностью.

*****

Учитывая глинобитный состав книг, неудивительно, что сия библиотека больше всего напоминала склад бракованных кирпичей.

К сожалению, не у всех подводных жителей моральный облик так же безупречен, как у многодетных рыб. Картина не столь благолепна.

Раковина гигантской тридакны напоминает затаившийся в засаде хищный пиратский сундук, чьи искривлённые створки разинуты, словно челюсти налаженного капкана, способного отсечь ногу слону. У библиотечной тридакны бесценные тома располагались, образно говоря, в самой её глотке. Никому не по нраву, когда в глотку лезут слоновьи ноги или воры, за книгами или просто так, хотя слон вряд ли бесцельно запихнёт ноги в книжный шкаф, если он не законченный дебил.

Загребущие руки-ноги мерзавцев бессознательно хочется откусить. А если включить сознание – то разжевать и выплюнуть. Кусательный рефлекс унаследован человеком не от кого-нибудь, а от тридакны, хранившей сокровища. Этот агрессивный жест в значительной мере лишён смысла, потому что мало кто из людей хранит в глотке библиотеку или другие материальные ценности – такое в обычае только у избранных мастеров из криминального мира.

Аквалангисты обнаружили внутри раковины множество откушенных лап, щупальцев, мясистых плавников и когтистых рук – так незадачливые воры поплатились за любовь к чтению. Очень вероятно, что и аквалангисты могли угодить под горячую створку, но их невольно спасли грабители предыдущих эпох: их сваленные в кучу вороватые конечности так загромоздили полость раковины, что створки не могли сомкнуться, они только бессильно вздрагивали.

Кое-кто из нагрянувших археологов не постеснялся украсть глинобитные книги. Они пригодились в строительстве сараев на приусадебных участках. Нечасто сталкиваешься с мастерами, возводящими домик из доисторических записных книжек. Но их можно понять, ведь из современных записных книжек не построить даже хатку для кошки. Я знавал одну кошку, которую глуповатый и жестокосердный хозяин поселил в жилье из старых блокнотов, переполненных клопами. Сражённая горем кошка мерзко орала сутки напролёт, чем раздражала хозяина и клопов, тоже считавших себя хозяевами. Человек терпел, но клопы менее смирные. Хронически недосыпающий клоп – жуткое, озлобленное создание с воспалёнными от ночного пьянства глазами и небритой рожей; брюхо, спина и задница у него тоже небриты, воспалены и не отличаются от всклокоченной бандитской рожи. В итоге клопы продали кошку таксидермисту, а вход в блокнотный домишко забаррикадировали склеенными страницами. На попытку человека вломиться в блокнотный домишко клопы пригрозили покончить с собой самосожжением, а затем донести в экологическую прокуратуру.