Алекс Ананикян - Наш мир погрузился во мрак

– Ну и урод же ты. Хуже меня.

Кель опешил и коснулся своего лица, словно пытаясь понять, о нём ли говорил одноглазый мальчик. Ребёнок протяжно хмыкнул и снова оскалился.

– Почему ты носишь повязку? Тебя покалечили? – спросил парень, забыв, что его только что попытались оскорбить.

– Нет. – твёрдо ответил мальчик. – Чтобы от меня не шарахались. Тебе впору намордник надеть, чтобы от тебя не убегали врассыпную с визгами.

Рука вновь потянулась к лицу. Как больно слышать даже от этого крошечного существа, во что превратили его пытки и опыты.

– Так что же не бежишь? – произнёс Франклин сквозь стиснутые зубы, закрывая часть лица ладонью.

– Некуда. – глаз блеснул уверенностью. – И я тебя не боюсь.

Уставившись на него, Кель присел на корточки, цепляясь за костыль. Ребёнок не шевельнулся, только потеребил края нашивки на рубашке. «Оийенбургский сиротский приют». Он находился там же, где и дом семьи Келя, только ближе к стене и Королевскому дендрарию.

– Ты сбежал из приюта? – поинтересовался парень, кивая на нашивку.

– Не в первый раз. – недовольно хмыкнул мальчик, не сводя с него глаза.

– Не хочешь быть там? – понимающе произнёс он.

– Какое это имеет значение? – ребёнок фыркнул.

– Просто… Интересно.

Франклин порылся в кармане и достал пачку прописанных ему сигарет, потому как почувствовал накатывающую боль приступа. На конце появился зеленоватый огонёк, а в воздухе поплыл дурманящий пряный дым.

– Мне надоело слышать от всех, что я чудовище. – пробормотал мальчишка, медленно стягивая повязку и обнажая второй глаз. – Я не знаю, что со мной. – он проморгался и открыл его. Радужка была белой с перламутровым свечением, а зрачок имел форму щелочки, как у кота. – Это никак не исправляется. И с каждым годом становится всё хуже.

– Видимо… Меня ждёт то же самое. По крайней мере, – Кель выдохнул струю дыма, – ты уже дважды намекнул, что я урод.

Ребёнок понуро опустил голову и принялся завязывать повязку на глазу. Франклин же докурил и затушил бычок о свой ботинок. Тусклые глаза взглянули на кроху, а покрытые шрамами губы расползлись в неловкой улыбке.

– Слушай, если мы оба не нужные никому уроды, от которых шарахаются… Как насчёт найти заброшенный домик и поселиться там? Не сидеть же в кромешной темноте на улице.

– С тобой? – неуверенно спросил мальчик, посмотрев на мелькнувшее в свете изуродованное лицо.

– Да, со мной.

Ребёнок прикусил губу. С одной стороны, ему пришлось бы вернуться в приют (даже не по своей воле – всё равно бы за ним отправили кого-нибудь из воспитателей); а с другой, – идти с этим чудовищем. Но лучше уж жить с себе подобным, чем слышать от других оскорбления.

– Я знаю одно убежище неподалёку. Если ты не будешь пугать меня своей рожей по ночам, то мы вполне могли бы там остановиться.

– Покажешь?

– С тебя обещание. – упрямо произнёс мальчишка.

– Если ты так пожелаешь. – парень развёл руками.

– Так-то лучше. – он дружелюбно оскалился. – Пойдём?

Кроха поднялся на ноги и отряхнул заднюю часть брюк, поправляя затем ремень. Франклин снова взял костыль и поковылял следом. Они направились в противоположную сторону от дома семьи Кель. Что ж, видимо, сегодня у него совсем другие планы. Он и так не был готов увидеть своих родителей или сказать им хоть что-нибудь. Позади уже остались начало Аллеи Союза и мост, связывавший две части города. Парень и мальчик приближались к окраине города, нырнули в лесной массив, а потом упёрлись в брошенный многоквартирный дом, видимо, принадлежавший рабочим местной фабрики, находившейся в пятнадцати минутах отсюда, но теперь закрытой. Ребёнок подошёл к двери и уцепился за засов. Кель решил помочь ему и медленно вытащил балку. Двое вошли в первую же попавшуюся квартиру. Мальчик на ощупь набрёл на кресло и опустился в него. Франклин нашёл выключатель и щёлкнул им. Глаза долго привыкали к свету, и только через пять минут парень снова посмотрел на кроху. Тот недовольно жмурился и тёр веко, потом он снова снял повязку и принялся тереть второе. Вскоре он прекратил и откинулся на спинку.

– И как же тебя зовут? – спросил Кель, с любопытством рассматривая товарища по несчастью.

– Винсент Эмерсон Кира. – отчеканил он, поправляя съехавшую в очередной раз рубашку.

– Я Франклин Себастиан Кель. Приятно познакомиться. Надеюсь, мы сможем подружиться.

– Мечтай. – оскалился мальчик, прижимая колени к животу и закрывая глаза.

Прошло шесть долгих лет со знакомства Франклина и Винсента. Многое случилось за время их жизни в заброшенном многоквартирном доме. Медленно и верно он превратился в их убежище. Кель потихоньку чинил электричество, чтобы не сидеть в темноте круглыми сутками, рыскал по помойкам в поисках деталей или полезных вещей, а в итоге устроился работать сторожем на заброшенную фабрику, чтобы гонять непрошенных гостей, вроде субкультурной молодёжи, бездомных и любопытных. Ему исполнилось двадцать четыре, но Фрэнк не решался выходить на улицу без маски, скрывавшей нижнюю часть его изувеченного лица, и без толстовки, под капюшоном которой прятал отросшие волосы. Местные жители старались не рассматривать его в свете фонарей: даже верхняя часть этой морды пугала их, особенно тусклые глаза, в которых почти не осталось нормального цвета – они напоминали иссушенную солнцем болотную тину.

Винсенту же было пятнадцать. Он не ходил в школу, больше предпочитая ей чтение (а парой этажей выше они нашли целый схрон книг), электрогитару и игры на старой подержанной приставке, которую Франклин подарил ему на двенадцатый день рождения. Кира до сих пор носил повязку и шапку, но снимал их дома (правда, волосы он скрывал всё чаще, потому что Кель стриг его сам, всегда неровно и некрасиво из-за своих дрожащих рук, так что это была «мера безопасности», чтобы Фрэнку не пришло в голову приводить его в порядок). Винсент превратился в тощего невысокого подростка, где-то под метр-семьдесят два, удивительно ловкого и грациозного для своего возраста. Он почти не занимался спортом, разве что бродил по остальным квартирам или по фабрике, когда Франклин боялся оставлять его дома. Конечно, этого было недостаточно, чтобы обладать такими навыками, как гимнастика или цирковое искусство, но Винни часто устраивал себе испытания, перекидывая балку через пропасть и пытаясь пройти по ней на другую сторону, используя руки для поддержания баланса. Его опекун не оценивал таких развлечений, но что он мог поделать с этим непослушным ребёнком? Наказать? Ничего бы не изменилось: мальчик отличался исключительной своенравностью. Предупредить? Помимо этой черты, он обладал невероятной самоуверенностью. Запретить? Винни никто не мог помешать сделать то, что он хотел.