Дарья Фроловская - От Золотой поры. Книга о том, как достичь бессмертия

Они оба очень рассчитывали на артефакты, что в стенах этого дома и ими сокрыты, а потому каждый день, проведенный здесь, они проживали все с большим волнением, все чаще хотелось сорваться обоим и окунуться с головой в мир погребенный прошлых тайн и секретов – но это был мир чужих тайн и секретов, а они гости, и гостями с каждым днем оставались, и даже если бы еще задержали хоть на пару лет – и тогда бы таковыми являлись; у этого дома в настоящее время была только одна хозяйка. Но ее здесь не было. Ее здесь не было уже восемь лет.

Вторая дочь прежних хозяев исчезла еще в пятьдесят третьем году, и с тех пор ни слуху, ни духу не было о ней. Но невозможно пропасть незаметно на этих землях – у самой границы, у самого подножия гор: множество патрулей, караулов, шныряющих повсюду гостей неприкаянных и сумасшедших – уж кто-то бы выдал. А раз не было и подтверждения тому, что девушки нет в живых больше – то и говорить о таком не приходилось, и хозяйкой дому белокаменному она считалась.

Но дом этот всегда был полон гостей, и за редким исключением очередной такой не оставлял надежд своих заметить что-то чуть более волшебное, едва-едва чудесное в стенах его; дом этот знал многих героев – почти всех, до единого героев этой земли, а потому привлекал к себе внимание и манил неизменно, с каждым годом, в любую пору еще гостей, других гостей; и каждый из них оставлял свои следы в стенах белокаменных, и каждый – за редким исключением – находил, что искал.

И дом этот и правда хранил множество артефактов, неисчерпаемое количество которых только и питало эти надежды – только надежды; когда же и вправду рука гостя касалась того, что искал он здесь – вот тогда надежды рассыпались прямо перед чертой исполнения желания заветного – не оправдывали себя артефакты, не казались тем, что жаждали увидеть искатели и охотники до них, не притворялись чем-то расчудесным и вовсе не напоминали палочку волшебную – и желания, как такое, не исполняли, и не исцеляли души обедневшие на веру и вдохновение – особенно; нет, артефакты – они просто были. БЫЛИ. И все.

Но сокрушался скептик вновь над этим обстоятельством – непоколебимым, очевидным, много, много раз на личном опыте узнанным и повторенном, и снова не верил, не мог поверить в то, что артефакт – это просто артефакт, которое название ничем не обязано представиться как следует по соответствию желанию его, его заветным представлением – о которых, верные своим чаяниям, надеждам без конца писали, завещали детям своим уже опробовавшие то гости стен этих белокаменных.

И вновь вещь не казалась вещью, и буквы – шифром. А дом любил своих гостей, а таких – коих большинство, за редким исключением – особенно.

Но этот дом не терпел конфликты между обитателями; как только семя раздора было пущено – так тотчас же, тут же прекращались все случайные отсветы на самые потаенные углы старого комода, блики на стене, которые ложились точно по направлению поисков – по направлению верного пути искателя артефактов, этими стенами сокрытых; уже покинувшими их гостями и хозяевами, оставившими тот путь, сокрытых.

И вновь у порога, затормозив лишь на миг и ухватившись рукой за дверной косяк, показалось – в один момент, в очередной раз – молодой еще даме, обладательнице прекрасных золотых локонов, убранных в горделивый пучок, и прямо под шляпку – что есть еще небольшая надежда на то, что все выйдет, как хочется, что все будет так, потому что так должно быть – и оправдаются, сбудутся все ее чаяния, и вздохнет она полной грудью, и заживет таким миром, который прольется дождем золотым вокруг нее, и тогда уже не покинет она этот дом с сожалением, и тогда уже не будет сомнений у нее, что это ее мир, и именно в таком мире она хочет жить.

Но как она в этом сомневалась!

Внешне она была неотразима, аккуратна и превосходно владела тем своим образом, к которому окружающий ее мир и все его представители питали больше симпатий – настолько хорошо владела им, что ей даже было в нем комфортно; настолько сжилась с ним, что уже не выходила из-под этой красивой картинки, а казалось, стала ей; не выходила из этого образа даже тогда, когда оставалась наедине с собой – а такое случалось очень часто – даже когда никто, никто и ничто не могло бы ее потревожить, когда ничто не обязывало за этот образ держаться.

…Она настолько сжилась с ним, что без него – чего эта молодая еще дама, обладательница прекрасных золотых локонов даже представлять не хотела, до того ужасным то ей казалось – она чувствовала себя беззащитной, выброшенной из колеи своей, как рыба на суше, как белое – точно по черному.

Но белое с черным владеют гармонией, а в этом же случае белое с черным разнилось, и почему, почему же казалось ей – одной из таких, подобных ей, которым подобна она – казалось, что иначе быть невозможно наравне, на одном уровне с миром своим чудесным, с миром своих чудес, который она насыщает каждым своим касанием мира, ее окружающего – чего она, к сожалению, не понимала, и лишь изредка догадывалась, но догадывалась не посредством неожиданно или сопоставлено с чем-то пришедшей мысли, а самим существом своим; пускай нелюбимого, пускай, не такого – он не может таким быть всегда – какой бы навсегда укрыл ее, укутал золотым покровом – пускай даже совсем не такого!

…Но это был ее мир. Ее мир, со всеми его несовпадениями и случайностями, со всеми его отличиями от желанного мира и со всем его многообразием форм и теорий развития самого существа, замкнутого в кольце бесконечного, неуловимого в том развитии движения этого кольца, из которого, точно по правилам, но всегда вопреки – всегда вопреки выбивался, вырывался, не находилось места ему – очередной герой; очередной такой единственный и неповторимый, первый и повторяющий саму поступь своих предшественников. Которому предстояло вновь наследить и оставить в память о себе, о той поре, когда наконец-то. Опять, снова и снова, на один миг этот мир, окружающий всех его обитателей, включая и героев, послушников – всех случайных наблюдателей его собственных форм и выражений тех самым чудес, которых они так жаждали и о которых в смятении и от невыносимой усталости – рано или поздно, своевременно ли, но каждого оно тяготило —думать не переставая уже не замечали, не узнавали – никак – озарялся, был укутан желанным золотым покровом, и лишь на миг этот мир в таком его проявление бессмертен был, бесконечен.

Но мир и так бесконечен. Для чего же нужны герои, эти великолепные персонажи, волшебные артефакты единственного, родного мира?

Кому нужны герои?

Кому нужны артефакты?

А в этом доме их было много. И многим они были нужны.

Так кто же те люди – молодая еще дама, обладательница прекрасных золотых локонов, аккуратно убранных под шляпку, и скептик, неудержимый скептик – кто же эти наследники прагматизма предыдущего хозяина этого дома?