Александра Девиль - Суженый Марии

– Твой суженый – молодец богатырской силы и отваги. Глаза у него голубые, а речи непонятные…

– Может быть, он грек? – с надеждой спросила Мария.

– Нет, он русич. – Взгляд старухи остро сверкнул из-под насупленных бровей.

– Странно… – Мария даже почувствовала некоторое разочарование. – А осенью ко мне приедет свататься молодой и красивый грек по имени Гелиодор. Но я не знаю, какого цвета у него глаза…

– Сватают люди, а венчает Бог. Так ведь у вас, христиан, говорят?

Мария немного помолчала, опустив голову, а потом, прямо взглянув на Чанди, спросила:

– А ты не можешь ошибиться?

– Твою судьбу я вижу ясно.

– Но слова твои неясны. А ты всегда гадала правдиво? Ни разу не обманула тех, кто тебя слушал?

И вдруг лицо Чанди потемнело, а глаза сверкнули на нем, словно молнии из грозовой тучи. Колдунья топнула ногой, зашипела и, ни слова не говоря, скрылась в зарослях, будто и не было ее. Маша растерянно огляделась вокруг, пару раз позвала гадалку, а потом, испугавшись своего одиночества посреди поляны, кинулась догонять Янку.

Долго еще после странной встречи в голове Марии вертелась одна и та же мысль: кто он, этот могучий голубоглазый русич, которого нагадала ей старая Чанди? Искать ли его среди княжеских гридней? Они, может, и храбрые вояки, но при этом слишком грубые и неотесанные, на Машин вкус. А ученые монахи, с которыми ей интересно беседовать, отставлены от мужской сути. В памяти назойливо всплыли круглые голубые глаза Рагуйла. Нет, не он. Хотя чем он хуже других? И кто ей нужен? Где найти то сочетание мужественной силы и ума, которое непременно должно отличать избранника, созданного ее мечтой? Оставалось ждать ответа от самой судьбы.

Никогда еще Зоил Оксивант не путешествовал с такой быстротой. Вожделение, которое вызвала в нем недоступная пока киевская красавица, гнало его вперед и заставляло забывать и об осторожности, и о любви к удобствам, коими даже в дороге он привык баловать свое полное, рыхлое тело. В начале июня он прибыл в Константинополь и, едва сойдя с корабля на берег, тут же готов был ринуться в бой за свое освобождение от постылых брачных оков, мешавших его будущему счастью. А действия, которые должны были последовать за разводом, Зоил с Хрисанфом уже обдумали и обсудили во всех подробностях.

Но в ромейской столице Зоила ждала новость, повергнувшая его в состояние легкого безумия: жена Оксиванта, пожилая и сварливая Ипполита, месяц назад скончалась, объевшись каких-то восточных лакомств. Грек не мог скрыть охватившую его радость даже от ближайших родственников. Он посчитал такой исход дела чудом, знамением свыше, и прямо в день прибытия напился в кругу друзей, хохотал и плясал, как сумасшедший. Тщетно Хрисанф призывал его к осторожности; пожилой купец настолько ошалел от счастья, что перестал быть похожим на самого себя.

Наутро после безумной ночи последовала расплата: Зоил, давно болевший ногами, вдруг почувствовал, что не может и шагу ступить. Ликование сменилось отчаянием. Теперь обездвиженный грек, лежа на кровати, кричал, что ведьма Ипполита, решив отомстить ему, достала его своими кознями даже с того света.

Но болезнь не заставила Оксиванта отказаться от своих намерений заполучить вожделенную красавицу. Он призвал лучших врачей и знахарей, стремясь поскорее стать на ноги. Однако быстрого исцеления ему никто не обещал. А время не ждало. Теперь Зоил, понимая, что на Русь ему поехать не удастся, что придется ждать юную невесту в Константинополе, во всем должен был положиться на ум и ловкость Хрисанфа. Чтобы не сомневаться в верности хитрого помощника, Зоил позвал тавулария (нотариуса) и велел ему составить бумагу, согласно которой Хрисанф получает обещанное ему имение и деньги сразу же после женитьбы своего покровителя.

В ромейской столице было неспокойно: ходили слухи о скором начале крестового похода, к которому уже больше года призывал латинских королей и папа Евгений, и епископы, а пуще всех – воинственный бургундский аббат Бернар Клервоский. Старики еще помнили тяготы, доставленные Константинополю участниками первого крестового похода, когда недовольные холодным приемом рыцари внезапно пошли на штурм города, и только личная гвардия императора помогла ромейской столице выстоять. Но в те годы империей правил мудрый Алексей I, который сумел отделаться от рыцарей, задобрив их подарками и переправив через пролив на азиатский берег. А нынче у власти – внук Алексея Мануил, храбрый воин, но еще слишком молодой и горячий для хитростей дипломатии. Хватит ли ему рассудительности деда, чтобы уберечь столицу от разгрома?

Хрисанф прислушивался к этим разговорам, но про себя надеялся, что успеет отхватить свой кусок пирога и удалиться в какой-нибудь тихий уголок до того, как начнутся беспорядки.

Он нашел Никифора перед самым его отъездом в Трапезунд и передал ему письмо и подарки от Дмитрия. Также Хрисанф сообщил, что через месяц снова собирается в Киев и может доставить ответное послание Никифора. За годы службы у кесарей Никифор научился осторожности, но даже он не мог предположить, что у простого ромейского купца имеются причины что-то замышлять против Дмитрия и его семьи, а потому спокойно передал Хрисанфу и письмо, и подарки – красиво инкрустированный кинжал и отрез византийской парчи. Клинец в письме спрашивал друга, что за человек Зоил Оксивант, но ни словом не обмолвился о странном сватовстве грека. Никифор, не привыкший полностью доверяться бумаге, ответил на вопрос о Зоиле весьма немногословно.

Теперь в руках у Хрисанфа были почти все нити, из которых он собирался сплести ловушку для прелестной славянской птички. Он не имел никаких личных причин желать зла Марии или ее семье; временами он даже чувствовал к девушке некое подобие жалости. Но для Хрисанфа похищение Марии было единственным способом выбраться из той гнетущей кабалы, в которую он попал отчасти из-за стечения обстоятельств, а отчасти – из-за своего тайного порока.

Хрисанф родился в довольно состоятельной семье судейского чиновника. Он рос весьма смышленым ребенком, и его ранние способности к наукам были замечены и служили предметом гордости и даже хвастовства родителей. Жизнь Хрисанфа до одиннадцати лет была вполне благополучна; внутри семьи царил мир и покой, а от внешних бурь мальчика защищали заботливые родители. Но потом все кончилось. Как узнал впоследствии Хрисанф, его отец сделал ошибку, войдя в круг знатных вельмож, которые боролись за власть в империи. После смерти Алексея I Комнина они хотели провозгласить императором не сына его Иоанна, а зятя, мужа Анны. Когда противники Иоанна Комнина потерпели поражение, они, разумеется, оказались в опале. Но знатным и сильным многое прощается, в то время как мелких исполнителей по традиции ждет примерное наказание.