Дарья Щедрина - Сокровище волхвов. Роман-фэнтези

– Похож, похож, поганец! В нашу породу пошел! А ну, пойдем, покажу тебя нашим воякам. Вот вырастешь, будешь сам ими командовать.

И, словно не замечая цепляющуюся за него испуганную женщину, пошел с хнычущим ребенком в руках к выходу. Солнце ударило в глаза Берни, как только вышли на крыльцо. И он зажмурился, чувствуя, как по щекам стекают горячие слезы. Увидев своего господина с сынишкой на руках, дюжина головорезов радостно заорала, одобрительно кивая и воздевая к небу пудовые кулачищи с зажатыми в них страшными, вспыхивающими молниями в солнечном свете, мечами.

– Да здравствует Торбьёрн – наследник князя!

– Да здравствует князь! – прокатился многоголосый возглас по двору дома Эгиля.

От этого крика, от прикосновения железных пальцев черного человека, от того, что он висел в этих руках где-то между небом и землей, а мамы рядом не было, маленький Берни еще раз всхлипнул и заревел в голос. Отец удивленно уставился на него.

– Ты чего ревешь, герой? Разве ты не знаешь, что мужчины не плачут? – И улыбка-оскал стерлась с жесткого, словно выточенного из камня лица с синими, пронзительными глазами.

– Мама-а-а! – кричал мальчишка, пытаясь вывернуться из жестких, сильных рук в черных перчатках.

– Отпусти его, Тормунд! – крикнула Аста, хватаясь за сына, стараясь вырвать его из рук отца.

Тормунд недовольно нахмурился, но ребенка отпустил. Голоса его свиты стихли в ожидании развития событий.

– Эй, Эгиль, старый вояка, что ж ты не приглашаешь гостей к столу? – Князь повернулся к хозяину дома. – Мы устали с дороги, проголодались. Давай, давай, скликай прислугу, пока я не рассердился!

Эгиль и его слуги забегали, засуетились, готовя стол для гостей. Эгиль, припадая на больную ногу, отправился в погреб за брагой, прикидывая в уме, что останется от припасов после этого набега? Ну да ладно! Лишь бы эти головорезы не напились до скотского состояния.

Но, видимо, князь и не собирался задерживаться в гостеприимном доме Эгиля, потому что попойки не получилось. Воины князя расселись за столом и с жадностью накинулись на угощение, но кружки с брагой отставили в сторону. Тормунд усадил Асту рядом с собой и велел взять сына на руки. Мальчик с опаской поглядывал на страшного человека, который называл себя его отцом. Он видел, как тот белыми крепкими зубами отрывает куски мяса от окорока, а самому казалось, что это волк, страшный лесной охотник, разрывает мощными клыками плоть убитой жертвы. Отец смеялся, что-то рассказывал своим воинам, бросая косые взгляды синих пронзительных глаз на маму. А та сидела ни жива ни мертва и молча прижимала к себе сына.

– А ты чего не ешь? – спросил отец у Берни и протянул к нему руку с куском мяса, с которого стекал и капал на стол янтарный жир.

Мальчик испуганно отшатнулся и, обняв мать за шею, спрятал лицо в ее пышных светлых волосах.

– Ну-у-у, так не пойдет! – произнес Тормунд и бросил кусок мяса обратно на блюдо. – Заберу-ка я сына к себе, Аста. А то ты плохо его воспитываешь. Капризный, избалованный растет.

– Нет, нет, я его не отдам! – замотала головой мать, еще сильнее прижимая сына к груди, точно хотела растворить его в себе, чтобы уж точно никто не мог его отобрать.

– А разве кто-то ждет твоего согласия? – усмехнулся Тормунд. – Ты мне хоть и законная жена, но знаешь, что мне от тебя был нужен только сын, наследник. А сама ты мне ни к чему. Так что молчи, женщина, и делай то, что тебе велят. Собирай его вещи!

– Тормунд, не забирай его, он еще маленький, прошу тебя! – жалобно запричитала мать дрожащим от слез голосом.

– Мужчину надо воспитывать с пеленок! А ты из него растишь слабака и неженку. Властителем Горной Страны должен быть сильный и бесстрашный воин, а не маменькин сынок.

– Но ему еще нет даже пяти! – в отчаянии воскликнула мать.

– Ему уже почти пять, Аста! Надо было забрать его еще год назад, ну да ладно, наверстаем пробелы в воспитании.

– Прошу тебя, Тормунд, не забирай его! – она смотрела на него умоляющими, полными слез глазами.

Тормунд поморщился. Она всегда была слишком мягкой, слишком слабой, плаксивой, а он этого не любил. Разве может такая женщина воспитать настоящего воина? Нет. Пора брать воспитание сына в свои руки.

Он отодвинул стул и встал из-за стола. Вся княжеская свита, дожевывая на ходу угощение, вытирая рукавами мокрые усы, стряхивая с бород крошки пищи, повскакивала со своих мест следом за господином. Тормунд выхватил Берни из рук матери и прикрикнул на нее:

– Хватит выть! Быстро собирай его вещи!

Берни не понимал, куда его несет по двору на руках черный страшный человек? И почему следом, цепляясь за его плащ, плача и причитая, бежит мама? И от ее растрепавшихся на ветру волос, от отчаянных слез мальчику стало так страшно, что он закричал и стал вырываться, извиваясь всем телом и молотя ногами. Но руки в черных перчатках сжимали его как тиски так, что было трудно дышать.

– Фрейвар, возьми мальчишку! – крикнул князь одному из своих головорезов. Тот, уже сидя верхом на мощном мохноногом жеребце, согласно кивнул кудлатой головой.

Ульви, видя, как уносят его маленького хозяина, как рыдает и тянет за ним слабые руки большая хозяйка, понял, что происходит что-то ужасное и несправедливое, и бросился с громким лаем на чужака, от которого исходил острый запах опасности и беды. Тормунд, скосив глаза на маленького защитника дома, походя отпихнул его ногой. А тот подлетел в воздухе от пинка и с размаха ударился о стену конюшни со странным сухим звуком, будто что-то треснуло или лопнуло… Секунду спустя маленькое тело щенка медленно сползло по стене и распласталось безвольно на земле, напоминая снятую шкурку лесной зверушки. И только быстро стекленеющие глаза не мигая смотрели, как черный человек передает маленького хозяина в руки бородатого воина, усаживая его перед седлом, как падает на колени и бьется в истерике большая хозяйка, а черный чужак, не обращая на нее никакого внимания, вскакивает в седло.

– Будь ты проклят, Тормунд! У тебя нет сердца! – кричала вслед скрывающимся за воротами всадникам Аста.

– Мама! Мама! – еще долго несся отчаянный детский крик над тихой долиной, поднимая с насиженных мест встревоженные стаи птиц, будя долгое горное эхо.

Всю дорогу Берни сидел верхом на лошади того бородатого великана, что звался Фрейвар. Обессилев от слез и крика, на которые никто из всадников не обращал внимания, будто они были глухими, мальчик притих, привалившись к твердой, как железо, груди воина и вдыхая запах дубленой кожи и пота.

– Ничего, княжич, – прошептал ему на ухо Фрейвар, – пообвыкнешься, осмотришься на новом месте – и тебе понравится. Ты ж мужик! Пора привыкать к жизни настоящего мужчины и воина. А всякие мамки-няньки… Ну их!