Марина Удальцова - Собачья шкура

Не раз еще эти глаза заставляли меня забывать всё на свете, прощая за то, в чём, если вдуматься, она не виновата. За моё ужасное обличье. В этот раз, я уверен, я тоже её прощу. Именно поэтому я избегаю смотреть ей в глаза – знаю, что, завороженный, не удержусь от неуклюжей нежности и обязательно лизну руку, потрусь об ноги или сделаю еще какую-нибудь милую глупость.

Этот поток собачьего сознания прерывают ввалившиеся в комнату Дина и этот… Как там его? Не помню даже. Я, конечно же, пустое место. Ну, не совсем еще – для Дины, наградившей меня небрежным почесыванием по уху. Я удаляюсь с их территории, окончательно признав поражение. Ухожу на кухню, но и там не могу спастись тишиной: звонкий и лучистый смех Дины – пожалуй, чуть громче и наиграннее, чем у актрис на театральных подмостках – догоняет меня в любом уголке дома, где я – уже не друг, а пленник. Впрочем, этому её бойфренду абсолютно плевать и на меня, и на деланное искусственное веселье своей женщины – он добился своего и остался праздновать шумную и пафосную победу в её спальне. Чудовищно! Все то, от чего мне некуда бежать в этих стенах – чудовищно! Впрочем, я и есть – чудовище, так что все закономерно… С усилием проваливаюсь вглубь своей памяти, чтобы не видеть и не слышать всё то, что так чудовищно в моей чудовищной жизни.

Я теряю тебя, Дина… Последние двадцать лет моей жизни – да, да, целых двадцать лет – я словно уснул и вижу кошмар! Все, что происходит со мной наяву – бред, гипноз, марево. Я знаю, что никогда не проснусь, я принял это как непоправимую данность, но десять лет назад мне показалось, что этот бред стал как будто бы не таким безысходным и темным. А теперь я вновь качусь туда, в темноту и холод кошмарного сна. Когда-то я ещё хотел вдруг проснуться однажды в холодном поту и с облегчением понять, что сон окончен, а за окном – безмятежное утро, светлое и настоящее. Но этот кошмар случился со мной так много лет назад, а время закалило, выстроило стену, вытеснило последние человеческие желания. Теперь за этой шкурой – ничего более, всего лишь пёс. Почти совсем настоящий пёс.

Еще одно невыносимое, равнодушное, холодное утро. Десятиминутной прогулки хватило, чтобы понять, что настоящая весна совсем не спешит наступать. А хмурая погода на улице под стать моему настроению в последние недели. Продрогший и ещё немного сонный и вялый, валяюсь на ковре в гостиной и с раздражительным нетерпением дожидаюсь момента, когда они оба уже наконец уйдут и не станут мешать моим воспалённым, кровоточащим чувствам безуспешно лечиться теплыми фантазиями. Я сердит. На всё сердит. На себя самого, на весь этот мир, на Дину и особенно на этого ворвавшегося в нашу жизнь человека. Жду… Всю жизнь жду чуда, которое расколдует меня обратно из этого состояния замкнутой безысходности. Но, похоже, чуда на мою жизнь уже однажды выпало достаточно – теперь осталось смириться и… ждать? Да, хотя бы пока они уйдут, и я снова буду гордым и непримиримым в своем одиночестве.

Радушный шум и голоса, доносящиеся из коридора, выдергивают меня из безмятежного забытья в реальность. Похоже, я задремал, провалившись куда-то в лабиринты серых, путаных дум. Вскакиваю на лапы и бросаюсь встречать Дину, спросонья позабыв о своем пакте равнодушия. В последнюю минуту спохватываюсь и возвращаюсь к избранной тактике – осторожно высовываю морду в коридор, надменно ведя взглядом по пришедшим подружкам, которые крутятся в поисках вешалки и уже с порога начинают выдавать насобиравшиеся новости, говоря все разом, причем умудряясь выпалить несметное количество слов в минуту, и при этом успевая среагировать и ответить на пылкие реплики друг друга. Три приятных женских голоса в таком исполнении словно сбиваются в гомонящий комок, беспорядочно наполненный эмоциями и переживаниями. Тяжело вздохнув, я с уже неподдельной досадой разворачиваюсь в сторону кухни, когда одна из красоток – Наташа – замечает меня.

– Джееек! Ну, привет, красавчик! Дай лапу. – Я им что, цирковой, что ли? На автомате кладу мохнатую конечность на ее раскрытую ладонь. – Вот молодец, какой умный мальчик! – Дина с Леной смеются, пока Наташа продолжает разговаривать со мной, как врач с крайне слабоумным собеседником. – Ты сегодня хорошо вел себя? – Вечер определенно не задался, отмечаю я про себя, а вслух выдаю короткий обреченный лай. Снова смех, словно я игрушка заводная. Дина наклоняется ко мне, обнимает и треплет за шею.

– Ну, наконец-то, я то я уже думала, ты разучился лаять, – я отвожу взгляд от лучистой улыбки, чтобы не сорваться и продолжить держать марку. – Ну, чего ты? – Хозяйка пытается заглянуть в мои глаза, наклоняя голову в погоне за бегающим взглядом. – Обиделся, что ли? – Какая догадливая! Я упорно продолжаю воротить собачью морду в каких-то сантиметрах от Дининого лица. Что-то словно сжало сердце на крошечный миг: от нее сегодня не пахнет этим стремящемся к идеалу бойфрендом, это снова моя Дина, своя и родная, как раньше. Накрепко стиснув зубы и прикрыв глаза, напрягшись и застыв на месте на долю секунды, успешно борюсь с искушением, прилагая большие моральные усилия, вырываюсь из ее рук и мчусь на кухню к миске с водой.

Кажется, их не трое, а три сотни – столько шума, смеха, голосов, столько жизни вдруг заполнило гостиную, куда ввалились близкие подружки, заняв диван. Мне доставляет какое-то нездоровое удовольствие подслушивать их сплетни и изредка мелькать в коридоре, подглядывая исподтишка. Они все – красивые, сияющие, немного вычурно манерные. Но эта безобидная игра нужна каждой из них – несмотря на то, что все они по умолчанию знают об этих напяленных масках.

– Ой, девчонки, я на десять минут – выведу Джека и заодно куплю что-то к чаю, – изрекает моя Дина и срывается с места, направляясь в коридор за поводком. Я появляюсь из моего укрытия и натыкаюсь на ее улыбку. Сапоги, второпях накинутая куртка – и вот мы уже выбегаем из подъезда навстречу негостеприимному мартовскому вечеру. Если б не физиологические потребности собачьей жизни, в такие вечера ничто бы меня не заставило покинуть тёплые стены квартиры. Покорно бреду, прикованный к Дине.

– Эй, не отставай!

Пружинистой походкой она спешит преодолеть расстояние до магазина. Привязывает меня у входа (исключительно для спокойствия окружающих, хочется верить), и через несколько минут, за которые я и подумать-то ни о чем серьезном не успел, уже подбегает ко мне, держа в руках какие-то съедобные штуки для подружек, кофе в зёрнах и большую упаковку собачьего корма (хоть я могу и едой попроще обойтись). Домой мы уже не спешим, а то моя непредусмотрительная девочка ещё растеряет всё – не догадалась сложить в один пакет и теперь жонглирует покупками в попытке донести их в целости. Меня забавляет это зрелище, и вскоре я сдаюсь в умилении, выхватывая зубами свой корм из ее рук. Тяжелый! Теперь прохожие уж точно решат, что я дрессированный пес. Облегчив ношу, Дина прибавляет скорость, да вот только я-то теперь еле ковыляю. Наконец заходим домой, где ее подружки, похозяйничав, вскипятили воду и заварили чай. Судя по сервировке, они собираются пить его из рюмок… Что ж, значит, уже часам к девяти вечера всё их шумное веселье плавно перейдет в меланхоличное обсуждение сердечных секретов, и мне предстоит узнать много нового и занимательного из жизни этих трех наивных мечтательниц и еще полусотни обсуждаемых лиц. Если, конечно, я не усну раньше от перенасыщения этой ненужной информацией.