Татьяна Володина - Сестра Смерти. Часть вторая. Обрести себя

– И где ты его прячешь?! – Мужчина стал озираться по сторонам, словно ища многострадальную голову. – Я все-таки был прав, ты замешана в этом деле?

– Замешана. – Лима не была уверена, что Алексей не сдаст ее Артуру или сам что-нибудь ей опять не сделает, но страха не было совсем, только удивление от этого ненормального, нездорового бесстрашия.

– Где он?

– Понятия не имею. Он перемещается сам, где его душеньке угодно.

Мужчина застыл на месте.

– Подожди, как это – перемещается? Голова перемещается? – Он задумался, сложил в уме два и два. – Типа так же, как он вырвался из лаборатории и оказался на твоем газоне? Но как это возможно?

Лима скрестила на груди руки, перехватив его пристальный взгляд, направленный как раз в ее декольте.

– Это долгая история.

Леднев хотел еще что-то спросить, но телефон в нагрудном кармане требовательно зазвонил. Вибрация неприятно ударила по коже. Быстро, торопливо он выхватил настойчивый аппарат, взглянул на определитель номера и снова остолбенел, не веря глазам своим. Потом ответил на звонок почти нормальным голосом, и только девушка рядом с ним видела, как бьется жилка у него на виске.

– Да, Самад Магомедович.

Следом за ним застыла и Лима. «Который? Самад? Сэм?» – подумала она.

– Алексей, мне нужно с тобой поговорить. Срочно.

– Да, – повторил мужчина. – О чем? Где? Когда?

– Это касается моей головы. Срочно. На базе, в моем кабинете. – Пауза, вздох. – И Артуру об этом знать совсем не обязательно, ты понимаешь.

Ошарашенный, совершенно потерянный и сбитый с толку, Алексей тяжело опустился на стул, залпом выпил оставшийся в стакане уже просто прохладный, а не ледяной морс. Посмотрел на хозяйку квартиры, которая не сводила с него таких же растерянных глаз.

– Так ты отказываешь мне, потому что любишь Самада?

Взгляд убежал в сторону, потом вниз.

– Кого, Олимпия? Тело или голову?

Молчание. Вздох. Красноречивее любых слов.

– И как тебя только угораздило, девочка?

Она обхватила себя руками за плечи, словно ее морозило в жаркий летний день. Алексей поднялся, подошел, обнял ее, почти не удивившись тому, что ее кожа действительно была холодной. Подумал немного и поцеловал ее сзади в шею, у кромки волос. Она напряглась.

– Я даже злиться на тебя не могу, что ты все это время водила меня за нос, хотя, если по уму, дать бы тебе по голове за такие дела…

– Я ничего не должна была ни тебе, ни тем более Артуру. Я не обещала вам правды и сотрудничества.

Леднев промолчал. Парировать было нечем, она кругом права. Мужчина ослабил хватку, выпустил девушку из объятий, хоть и жалко было – ощущение ее тела под собственными руками ему понравилось. Он вздохнул.

– Ладно. Голова найдена, и на том спасибо. Если ты его любишь, это многое делает понятнее. Но я не выдам Артуру ни тебя, ни его. Сейчас я поеду и поговорю с «телом», он что-то знает и хочет рассказать мне. А ты не бойся ничего. Я буду охранять тебя. И больше в твою квартиру никто не ворвется, я обещаю. Ни как этой ночью, ни как в предыдущие. Под мою ответственность.

– Откуда ты знаешь про эту ночь? – вскинулась девушка.

– Знаю. Эти сволочи сядут надолго, будь уверена.

Лима снова вздрогнула всем телом, и Алексею безумно захотелось обнять ее еще раз.

– Чтоб они сдохли! – негромко, но искренне сказала она. – Вместе со своим чертовым Артуром.

После очередной ссоры с Лимой Самад в растрепанных чувствах умчался в свою квартиру, «проход» в которую он уже находил безошибочно по следу, тянущемуся от его «тела» – Сэма. Пристроившись на диване, он несколько минут приходил в себя, пытаясь сладить с переполняющими его чувствами. Она опять умудрилась вывести его из себя своим глупым упрямством. Всего лишь в пику ему она была готова рисковать собой, своим здоровьем и, может быть, даже жизнью. Учитывая, что произошло прошлой ночью, кого именно прислали за его головой в этот раз, мужчина был абсолютно уверен в том, что теперь жизнь Лимы под угрозой. Парни Леднева – как и сам он, впрочем, – были наемниками, но у большинства из них имелись хоть какие-то тормоза. Максимум, на что они были способны, это ударить девушку и как следует ее напугать, но вот отморозки, которые ворвались в квартиру в этот раз, никакими тормозами не обладали. Самаду хватило одного взгляда, чтобы понять, что такое были эти парни. Похоже, после его смерти и возвращения у Артура окончательно поехала крыша, угрожая и чердак прихватить с собой, раз он стал класть на стол бандитов. Не борцов за свободу, не воинов, не защитников родной земли – просто бандитов. Такие и на изнасилование пойдут, и на пытки, и на убийство. Будь Самад собой в полном смысле, он бы никогда не позволил в своей лаборатории такого беспредела: в конце концов, во главе угла его теории было как раз понятие души, а у этих, с позволения сказать, людей, душа если и была, то такая черная, что ее даже дорогим пятновыводителем не отбелишь.

– Что же ты творишь, друг дорогой? – вслух произнес Самад, и собственный голос, прозвучавший в тишине, заставил его вздрогнуть.

Здесь, в этой квартире, где он жил уже почти два года и которая, как оказалось, так и не стала ему домом даже временно, не было и сотой доли того уюта и покоя, которые в избытке присутствовали в «берлоге» Олимпии. Она бы, конечно, опять поспорила с ним, сказала, что у нее бардак и пылища, но он чувствовал именно так. Именно в ее маленькой квартирке он обрел наконец-то потерянное чувство того, что ты дома, там, где тебе самое место, где тебя любят, ждут, о тебе заботятся. И это было так приятно, так тепло, что он позволил себе погрузиться в это с головой. Он грустно улыбнулся, вспомнив, что сейчас больше ему и погружаться-то нечем.

Нельзя было этого делать. Он, взрослый, умный, опытный мужчина, потерял контроль и позволил себе слишком углубиться в жизнь этой молодой девочки, перевернул с ног на голову весь ее миропорядок. Конечно, в тот момент, когда он оказался на газоне, в незнакомом районе города, он и понятия не имел, что теперь делать, у кого просить помощи, приюта, да и Лима оказалась единственной, кто смог его увидеть. Другого выхода у него не было. Но нельзя было позволять этому заходить так далеко. Нужно было подумать головой (он опять не сдержал нервной усмешки) и держать дистанцию, не сближаться настолько, не позволять себе врасти чувствами в эту девочку. И не дать ей возможности влюбиться в него. Но, Аллах свидетель, разве же мог он, недостойный, подумать, что она способна полюбить саму его сущность, его буйную, бестолковую голову? На это даже его изощренной фантазии не хватило, в ненормальности Лима превзошла его.

А теперь было уже поздно. Слишком хорошо он настроился на волну ее души и мыслей. Слишком тонко чувствовал изменения ее настроения, волнение ее ощущений. Слишком живым стал даже без тела, входя в резонанс с вибрациями всего ее существа. И оттого так больно было понимать, что именно он теперь значит для нее и на что она для него готова. Так нельзя! Ну нельзя! Не готов он брать на себя такую ответственность! Он не хочет так! Не хочет быть ответственным еще и за ее благополучие, за ее здоровье, ее жизнь.