Виктория Александрова - Между закатом и явью

Используя посох, словно обычную дубину, я с размаху ударил одного из монстров по уродливой голове. В тот же самый момент второму достался такой магический разряд, еще усиленный ударом, что распылил его на мелкие частицы, которые, кружась, осели на дорогу, будто частички сажи. Оставшийся в живых взвыл, тряся косматой башкой. Видимо, и ему крепко перепало. Что еще раз доказывает: даже простая дубина в руках умелого мастера может послужить отличным оружием против всяческого рода подземных тварей.

У монстра за спиной вдруг начали расти крылья. Стоп! Так мы не договаривались. Голова, говоришь, у тебя болит? Я перехватил посох в другую руку. Сейчас мы ее вылечим!

Тело чудовища постепенно приняло змеевидную форму. Оно взмахнуло новообретенными перепончатыми крыльями, пытаясь взлететь, и потянулось всей своей длинной шеей ко мне. Я увернулся и снова ударил посохом. Нас окутало зеленоватое сияние. Голова на перебитой шее в последнем, отчаянном усилии изогнулась ко мне и успела цапнуть кривыми зубами чуть повыше локтя. Боль пронизала руку, но и монстр был уже не жильцом (если их существование вообще можно назвать жизнью). Он повалился на землю, распадаясь на куски, становясь дымом, тая и исчезая – как происходит с ними со всеми в подобных случаях. На дороге остался я один, верхом на всхрапывающем от ужаса коне, бока которого покрыли клочья пены. «Что же ты, – сказал я ему, – уже пора бы и привыкнуть! Все-таки твой хозяин – маг, так что это не первые и не последние монстры в твоей жизни». Джокер все еще мелко вздрагивал, словно от комариных укусов, и краем глаза следил, как я перематываю лоскутом раненую руку. Ничего! Яд обезврежен, а царапины, хоть и глубокие, со временем зарастут. Моим врагам пришлось гораздо хуже.

Тьма, и в самом деле, сгущается над миром – я ничуть не преувеличиваю, говоря об этом. Все больше подземных созданий выходит наружу, все чаще встречаются таинственные всадники в паутинных плащах, принося с собой смерть, все больше черных птиц слетается из-за далеких гор – тех самых гор, откуда вот-вот хлынет мгла, готовая поглотить собою землю. Самые уродливые и жестокие порождения ночи появляются неизвестно откуда, безжалостно убивая и сея страх.

Равновесие нарушено, и чтобы его восстановить требуется слишком многое. Я не знаю, возможно ли это вообще. Но мир меняется, становясь чужим. В упадок приходят золотые города, исчезают с лица земли волшебные леса, реки становятся мутными и отравленными. Даже небо уже не такое голубое, как прежде. Скоро всему придет конец… Если, конечно, прежде не случится что-то, способное сместить чашу весов, уже застывшую над пропастью.

Имеет ли смысл на фоне заката гибнущего мира думать о собственных потерях? – Откуда мне знать! Возможно, и не имеет. И все же я иду, бегу по стертым следам, чтобы отыскать тебя, Алиен, чтобы спросить, хотя бы перед самым концом вселенной: «Что изменилось в твоей душе?!!»

Я еду через маленькое селение, по узкой улочке между серых хаток. Народ здесь тоже какой-то серый: молчаливый, угрюмый. Проходят мимо второпях, словно не замечают, а почти столкнувшись с плечом моего коня, поспешно отводят глаза и отходят с дороги. Но мне почему-то кажется, что одна из подсказок находится именно здесь. И я не уеду из этого неприветливого места, пока не получу то, что ищу.

– Эй! – окликаю я одного из прохожих, —

– Привет! Здесь что-то произошло?

Тот испуганно шарахается в сторону и торопится укрыться за одной из бревенчатых хибарок.

Пожимаю плечами, втягиваю носом воздух: пахнет чем-то горелым и еще, чем-то таким… непонятно чем… как будто людским отчаяньем.

Дальше иду пешком, ведя Джокера за собой в поводу. Довольно долго никто не попадается мне на пути. Наконец, натыкаюсь на молодого еще мужчину со шрамом на лбу. Лицо его хранит то же выражение замкнутой тоски, что и лица всех остальных, встреченных мной прежде. Он с угрюмым остервенением толкает перед собой пустую тележку.

– Постой! – обращаюсь к нему, но он даже не оборачивается. Тогда я хватаю его за плечо и заставляю остановиться. Мужчина пытается стряхнуть мою руку, но у меня цепкие пальцы. Наконец, он перестает сопротивляться и молча смотрит мне в глаза. В его взгляде скорее мука, нежели злость и досада.

– Послушай, – я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно мягче, —

– Ты можешь объяснить, что здесь случилось?

– Случилось, – повторяет он без выражения, мельком взглянув на мою перевязанную руку, —

– Случилось то, что они напали опять. Мы пытались защищаться, но куда нам до этих чудовищ! Да, они везде, везде. Скоро на земле не останется места.

– О ком ты говоришь?

– О Всадниках в черном. Они почти ничего не тронули, не сожгли ни одного дома на этот раз, но забрали с собой наших детей и женщин. Они увезли их туда, – он указал в сторону заходящего солнца, где на горизонте чернели уродливые очертания замка – не замка, крепости – не крепости, – вообщем, какого-то мрачного сооружения, созданного явно безумным зодчим.

– Понятно, – говорю я.

Да и что тут еще скажешь?

И что, спрашивается, мне делать дальше? Какова вообще моя роль во всем этом? Я вижу, как судьба уверенной рукой направляет меня на закат, назначив спасителем этих несчастных, и не могу сопротивляться. Ну не безумие ли? Зачем вмешиваться в чужую беду? Зачем идти туда, куда не звали?

Я не большой любитель искать приключения на свою голову. И еще я никогда не пытался играть роль спасителя или героя, не дрался во имя чести, не рисковал головой ради защиты идеалов, настоящих или придуманных. Все это мне абсолютно чуждо, в отличие от той, – какова ирония! – кого я ищу с настойчивостью, пугающей меня самого. Уж она бы не колебалась ни секунды и бросилась бы, сломя голову, в самое пекло, чтобы спасти нуждающихся в ее помощи. Я же, напротив, никогда не отличался большим альтруизмом. И, тем не менее… собирался сыграть ее роль, собирался действовать, как действовала бы она. Для чего? – А кто его знает!

Солнце, между тем, спускалось все ниже и ниже, и вот уже село за горизонт. Земли коснулась мягкая лапа ночи, пока еще неуверенно, будто пробуя наощупь. Кое-где в траве зажглись первые фонарики светляков, где-то крикнула сумеречная птица. Природа жила своей привычной жизнью, словно не ощущая нависшей над миром угрозы, словно опровергая наши печальные мысли о приближающемся конце всего. На самом деле, хотелось забыть о том, что ожидает нас в не столь отдаленном будущем, и о том, что ожидает меня лично еще раньше.

Я вновь задал себе вопрос: зачем мне лезть в это осиное гнездо? И опять не сумел логично ответить. Чувствуя себя полным дураком, я упрямо продолжал путь.

Казалось бы, ночь – не самое лучшее время, чтобы воевать с силами тьмы. Но я знал, что довольно часто чужие преимущества можно использовать во благо себе. Главное, с умом подойти к этой проблеме.