Кирилл Берендеев - Нет имени страшнее моего

Волшебница с Твело замолчала и выразительно глянула на Абаима. Затем перевела взгляд на Картли. Та помалкивала, опустив голову послушно, как и положено, ожидая слов государя.

– Зачем Чамалину поддерживать меня? – помедлив, спросил Абаим, желая одним вопросом узнать и про непокорные острова, и про мятежный клочок континентальной земли.

– Чамалинцам тоже нужен Тис, – просто ответила Ламза.

– Он нужен многим. Мангазее, Юраке. И вам, как я посмотрю. – Она кивнула, но спохватившись, утвердила ответ словом:

– Этот остров некогда принадлежал нашему народу. Мы изгнаны с Тиса, но он до сих пор почитается и нашей частью, и, больше того, неотторжимой частицей сердца каждого жителя Сакара и Твело. И пусть храмы разрушены юракским наместником, капища уничтожены, а на месте священных прудов теперь болота, но гору Агри, суть, мост между миром небесным и подземным, даже дикари осквернить не посмели. Переименовали в Чияя, но что значит имя? Священная гора остается горой, как ее ни назови.

– И только это?

– Наши тайные капища, как докладывают нам лазутчики наши, все еще остаются в неприкосновенности – те, что расположены в самых недрах великой Агри.

– Выходит, мне все равно придется штурмовать Тис.

– Господин вправе поступать, как ему вздумается, и творить дела по собственному разумению, – спокойно ответствовала Ламза, глядя ему прямо в глаза. Абаим с превеликим трудом выдержал ее взгляд, внутри него что-то загорелось и потухло за эти долгие мгновения.

И снова тишина. Посол Сакара покорно отступил, отполз подальше, пока говорила представительница Твело. Видно и он являлся лишь мелкой монеткой среди серебряных и золотых кругляшей, распоряжавшихся сейчас жизнью нового государя. Абаим поднялся и под мягкий стук лбов о ковры, велев ждать, вытащил Картли в соседнюю совещательную комнату, закрываемую на две следующие одна за другой двери, обитые кошмой.

Разговор она начала первой.

– Господин мой, напрасно ты так поступил, – Абаим нервно обернулся, но женщина, торопливо ткнувшись головой в ковер, продолжила: – Досточтимая Ламза очень сильная ведунья, ей не составит труда в твое отсутствие, даже самое краткое, понять, что на самом деле происходит при дворе.

– Точно она еще не поняла этого, – Абаим устало присел на ковер рядом с ней. – Я вижу, ты хорошо знаешь ее.

– Да, мой господин. Досточтимая была моей наставницей в былые годы, она же увезла меня с Тиса в свое время, когда юракский царь Кохи́н Кривой захватил власть на острове, а затем, вступив в переговоры с Мангазеей, окончательно изгнал сакарцев, главных ее недругов. Это случилось, когда я уже служила помощницей жрицы Храма под горой, а она…, – и тут же замолчала резко, до белизны, сжала губы. Не то боясь проговориться, не то опасаясь волны воспоминаний.

– Тогда скажи мне, помощница, чего им на самом деле надо на острове? Кроме храма, – но Картли лишь покачала головой.

– Господин мой, уверяю тебя, помыслы их мне не известны.

– Но они хотят взять тебя у меня.

– И, тем не менее, уверяю тебя, господин мой… – иного ответа от нее он не добился, как ни упорствовал. А затем спросил:

– Чего от тебя хотел прежний император на Тисе? Твой муж? – она вздрогнула, как от удара. Сжалась. И снова не смогла ответить. Так, ничего не добившись, Абаим вернулся в зал, воссел на неудобном ложе и поинтересовался, каким залогом будет обладать он в случае согласия. Ламза не задумалась ни на миг.

– Досточтимый супруг мой, правитель Сакара в изгнании, – кивок в сторону согбенного посла, – останется здесь, во дворце Тысячи ночей, в качестве заложника, – Абаиму показалось мало, тогда она согласилась оставить и свою дочь, молодую девушку, которую уже начала обучать мастерству чародейства, и которая согласится остаться под стражей, если таковым станет условие господина.

О дочери он слышал впервые, оглянулся на Картли, та кивнула в ответ – да, знает. Когда вошла девушка, тонкая как стебелек и хрупкая, словно стекло, его избранница кивнула вторично: все верно, она. Не то Ламза действительно поставила на карту многое, не то…. Нет, сейчас не выяснить все одно.

Абаим оглядел дочь чародейки, распорядился отвести ей покои и кликнул десятника, повелев привести как можно больше людей, дабы не смущать и не беспокоить остававшихся во дворце заложников. Ламза невольно улыбнулась странным словам, слетевшим с уст, но ничего не сказала. Абаим поинтересовался, где она проведет время до интронизации.

– Если господин позволит, вместе с семьей, – кратко ответила госпожа посол. Абаим пожал плечами и, поднявшись, дал ведунье свое слово, тем самым, подписавшись подо всеми обязанностями. Едва оторвав лоб от ковра, она мелко кивнула в знак признательности. Кажется, на лице появилась улыбка, или только показалось государю, Абаим не стал выяснять, достаточно того, что он уже понял. Подхватив Картли, он покинул дворец, вернувшись к своему новому месту проживания. Приказал только слугам обо всех, приходящих к послам, докладывать ему немедленно.

Охрана к этому времени заметно увеличилась, посланный за людьми Ратай вернулся с куда большим числом стражей, чем изначально желал собрать: всего в распоряжении императора оказались тридцать два человека, и каких человека! Сотник все указания понял с полуслова: выяснилось, что вскоре после отбытия Абаима в дом приемов стали ломиться люди астролога. Двое убитых и несколько раненых заставили их отвратить свои взоры от новых покоев нового императора.

– Трупы мы сохранили для вас, господин, можете осмотреть. – Да, люди астролога, только хорошо вооруженные, не то что днем. Абаим нервно дернул щекой, промолчав – от заговорщиков всего можно ожидать. Напрасно он решил, что те хоть немного притихнут. По крайней мере, новая охрана немного утихомирит их нападки – и то на время. А завтра встреча с Советом, новый, пусть и словесный, бой, новые проблемы….

Он приказал подать ужин да поплотнее. Чувство внутренней опустошенности сменило засевший в груди страх. Нет, он никуда не ушел, просто на сегодня господин устал бояться. От всего устал. К концу ужина, когда прибыл гонец с донесением о тайном визите Цвыля во дворец Тысячи ночей, Абаим только утомленно кивнул и протянул чашу горького неразбавленного вина принесшему дурную весть. Никаких казней, сейчас каждый человек на счету, и пусть враги считают его слабовольным, сабли в руках сторонников важнее небрежения правилами приличия.

После ужина Картли попросилась назад, в свои покои, если конечно… Наверное, рассчитывала, что размякший Абаим не откажет ей, но тот отказал. Он нуждался в Картли, и не только как в женщине, но как в союзнице, к которой он пришел первый раз за помощью, и которая дала ему самую надежду, ту первую, в которой он больше всего нуждался – и тогда, и теперь. Наверное, теперь даже больше.