Юлия Ким - Убрать помехи! Из жизни ангелов, людей и инопланетян

Он, как ангел, придёт к тебе, смертельно уставшей от сложностей, своих и ЕГО. Он незаметно и без претензий уйдёт, когда наступит время. Он не даст жизнь, он даст покой и свет, с которыми ты возвратишься на землю для новых встреч со сложным, ослепительным и нешаблонным. Возможно, такие парни и есть ангелы. В их простоте и приземленности таится нечто неземное.

Нужно ли то, что они приносят, им самим? Или сапожник, как водится, без сапог? Такой вопрос никогда не приходил мне в голову. Возможно, именно этого вопроса они ждут и исчезают, не дождавшись.

Задай ты его, и передо тобой отворится целая вселенная. Ты встанешь на ее пороге, глянешь из своего мрачного мира на буйство красок, вдохнешь воздух со странным, будоражащим ароматом. В лицо дунет беспечный ветер. Облака опустятся и пригласят понежиться в своем ватном чрево. Звездная бездна поманит к себе, уложит в колыбель и будет тихо напевать его голосом о чудесных мирах.

Пока что ты думаешь о себе. И он, как заказывала, приходит в твой трещащий по швам мир и приносит покой. Большего он тебе одной дать не может. Пока что он просто ангел.

Один из них был передо мной. Улыбался пухлыми губами. Моргал густыми ресничками. И спрашивал, шутливо изогнувшись в поклоне:

– Чего изволите?

– Не дурачься, шут гороховый, ты прекрасно знаешь, что нам нужно.

Игореша укоризненно хлопнул себя по лбу и вприпрыжку убежал за стальные кулисы.

Откуда он знает, что нам нужно? – спросила я.

– Ангел ведь.

– Понятно…

– Поверила? Шучу. Все проще и сложнее. Представь себе тончайшую электронику. Лучшее оборудование, считывающее состояние твоего тела и души. Ауру. Поля всякие Представь, как оно дышит, смотрит, щупает, слушает тебя. А потом скрежещет и выдает самый лучший, а значит самый приятный для человека на данный момент вариант. Представила?

– Не очень, – ответила я, подумав.

Ангел меня не слушал и продолжал говорить, захлёбываясь от восторга.

– А сейчас представь, что ты внутри этой совершеннейшей, уникальнейшей машины. Ее желудок вот-вот начнет урчать и переваривать информацию о тебе.

Я в ужасе попятилась к выходу. Ангел рассмеялся.

– Нет, серьёзно. Разве это не чудо? В галактике Z закупал. Тебе не представить, как это далеко, – сказал он и ткнул пальцем в небо. А что делать? Ближе нет. Там лучший институт человековедения. Все про вас знают лучше, чем вы сами. Слышала, наверное, про летающие тарелки и похищение людей для опытов? Так вот, ерунда все это, про опыты. Зачем похищать, когда за доли секунды считать можно каждого из вас, а вы и не заметите. А вот тарелки действительно оттуда. Странные существа в этой галактике. При их возможностях замаскироваться не могут. Или не хотят.

Ангел уже тянул меня за руку к одному из столиков.

– Сам летал. Сам доставлял. Сам настраивал. Нельзя, вообще-то нам. Запрещено бизнесом заниматься, все- таки мы ангелы. Он задумался, засомневался, изобразил раскаяние.

А я представила его, в клетчатой рубашке и джинсах, с огромными крыльями за спиной, в безвоздушном пространстве. Как он буксирует к земле что-то чудовищно огромное в надежной упаковке. И улыбнулась.

– Проще говоря, машина настроит все вокруг под тебя. Все, что нужно, изменится. Воздух, цвета, запахи, звуки…

– Все что нужно для чего?

– Для тебя, конечно. Ты вообще задумывалась, как ты устроена и для чего все это?

– О смысле жизни что ли?

Ангел опешил и сам задумался.

– Ммм… Усложняешь ты все. Можно и так сказать. О смысле… О том, как все совершенно. Конструкция железяки, в которой мы сейчас, ничто по сравнению с конструкцией твоего тела, твоего сознания. О том, чтоб все это работало и не фонило должна думать ты. Кто ж ещё? Не врачи же, не психиатры. А железяка тебе в помощь. Как индикатор. Чтобы все проявилось.

– Что проявилось?

– А ты оглянись.

Хирургическая стерильность помещения сохранилась лишь на периферии зрения. Все, на что я смотрела в упор, менялось. Ковёр стал мягким, свет тоже. Заколыхалась легкая занавеска в горошек на отворившемся окне. Горошины запрыгали, хихикая, как от щекотки. Столы, смачно чмокнув и подпрыгнув, округлились. На них спланировали невесть откуда взявшиеся скатёрки. Прихорашиваясь и оправляясь, столы разбились на пары и, покружившись в вальсе, замерли в радостном ожидании. Салфетки в фигурных вазочках расправили крылышки, узоры и принялись чуть слышно напевать что-то фольклорное. Стало тепло.

В центре зала возник очень серьезный Игореша, поклонился нам в пояс, взмахнул дирижерской палочкой, встряхнул шевелюрой. Не хватало только фрака с белой манишкой.

Я ожидала услышать музыку, вместо этого увидела ее. Воздух переродился и эволюционировал. Прозрачная пустота зашлась вихрем, местами уплотнилась, местами растворилась в бесконечности, образовав провалы и дыры в пространстве. Дыры пошли туннелями, в конце которых мерцало нечто таинственное и разноцветное.

Все это было похоже на ожившую акварель очень смелого художника.

Уплотнения превратились в спиральные облака. Внутри них что-то происходило. Я приглядывалась, прищуривалась, хотела подойти поближе. И поняла, что подходить нет необходимости. Я находилась в эпицентре происходящего. Сгустки музыки пульсировали вокруг меня и даже во мне. Они были разного цвета и формы. Я следила за стремительным вихрем… чего? Я поняла-вихрем зарождающейся жизни.

Пока я вертелась вокруг своей оси, чтобы больше увидеть, лоно сгустков на глазах набухало, из него потянулись причудливые разноцветные ростки. Плоть ростков превращалась в диковинные плоды. Через пару минут в воздухе плавал целый сад-огород, Игореша нырял в его дебри с хищным ножом, точно разбойник. Подмигивал одним глазом, пугал чёрной повязкой на другом.

Игорешин нож вспорол росистую пористую мякоть. Она нехотя прогнулась под ним, затем, не выдержав напора, разверзлась сочащимся надрезом. Дальше все пошло, как по маслу. Плоды вокруг Игореши произрастали из семян, зрели, сами стряхивали с себя землю и росу, ложились под нож и сами укладывались на огромный, парящий в воздухе, поднос тонкими разноцветными ломтиками. На срезе они были так свежи и влажны, что хотелось провести по ним языком, ощутить вкус и влагу на небе, впитать потрясающую свежесть, ощутить ее всеми вкусовыми рецепторами. Сглотнуть слюну, самой стать этой свежестью. Я раздвинула руками заросли и потянулась к тяжелому подносу. Но Игореша меня опередил, отодвинул, встал на цыпочки, схватил качающийся поднос и водрузил его на стол. Осуждающе сказал мне «ай-ай-ай», и я, как провинившаяся девочка, взгромоздилась на высокий стул и замерла в ожидании.

Игореша повязал мне на шею огромный фартук. Фартук закрыл рот и нос. Я заморгала и протестующе замычала. Игореша поправил фартук и предложил мне отведать плоды.