Александр Уров - Present Continuous

– Excuse me, may I come in? – нездешние карие глаза скользнули по аудитории, на секунду задержались на подстреленном взгляде Гражданинова, и этого было достаточно, чтобы разум обиженно покинул бедного юношу.

Обмякшее студенческое тело медленно сползло на пол.

– May I come in? – повторило небесное создание и уверенно проследовало прямо в душу ещё полуобморочного, но уже счастливого Гражданинова.

Англичанка привычно стирала с ночного деревянного неба млечные грамматические созвездия. Волшебное время. Life is going on! Present Continuous.

Когда Гражданинов очнулся, всё вокруг было по-прежнему: на Трафальгарской площади японцы полировали поляроидами засиженных туристами львов, в парижских полях прикаштанивались к вечеру бульвары, пробка на пересечении Бродвея и 42-ой категорически отказывалась рассасываться, сексуальные гондольеры, нарушая приличия, плавно скользили на красный свет, московские таксисты умело очумело мчали в парк. Гражданинов, однако, ничего из «по-прежнему» уже не замечал. Он видел только Лингу и не понимал, как же он существовал все эти годы и как он будет жить дальше. Полное отсутствие благоразумно исчезнувшего на время разума избавило Гражданинова от появления каких-либо других вопросов в этот период его улыбающейся до ушей жизни.

Через десять дней полной мобилизации всех своих внутренних сил, многочисленных консультаций с другом детства Баклажаном Гражданинов после занятий подошёл к девушке и предательски вспотевшим голосом произнёс отрепетированную бессонными ночами фразу:

– Пошли в кино.

Она согласилась. Кино длилось два года. За это время мы объездили весь свет. Нам нравилось бродить по тихим улочкам Праги, разгадывать тайны острова Пасхи, по правде говоря, никаких фигур мы там не нашли, потому что не искали, а беспрерывно обнимались друг с другом. В Стамбуле ракеты-минареты зазывали нас посетить чужие небеса, мы радостно бежали к голубой стартовой площадке, но в последнюю минуту обнаруживалось отсутствие правильно оформленных билетов, и строгий янычар при входе был неумолим. В Африке нас чуть не съел тигр. Какое это счастье – не быть съеденным вместе с любимой девушкой голодным тигром! Часто в железной бочке мы сказочно-запретно падали в бушующую пучину Ниагарского водопада, и оставались живы, очевидно, наши смерти были маленькими и ходили еще в детский сад. Американские копы штрафовали нас за нарушение общепринятых норм. Если же бочку прибивало к канадскому берегу, то обходилось без штрафа, но в обоих случаях нас «Дельтой» депортировали домой. Весной сосед по Наро-Фоминской даче на крыше незалежного «запорожца» привозил из Арктики новую ржавую бочку и с радостью подвозил нас на красивое озеро Онтарио. Краснокожие индейцы боготворили Лингу. Чингачгук называл её Говорящая-с-журавлями. Наверное, потому что была осень, над нашим вигвамом курлыкали на юг дивные птицы, и Линга подолгу смотрела вверх и шептала им что-то…

В до-ре-ми-канской республике фиолетовый попугай скромно попросился сфотографироваться с самой красивой девушкой. Два улыбающихся счастья – птичье и человечье – застыли на мгновение, называемое «cheese». Через неделю их фото взорвало тиражи парижских журналов. Попугай разбогател, купил себе свободу и погрустнел.

Мы к этому времени любили друг друга в ледяной стране, полной неземных красот и вулканов с непроизносимыми названиями. Стоя на одном из них, мы увидели белые горы на линии горизонта и одновременно почувствовали глухой и мощный зов, исходящий от них.

– Туда нельзя, – тихо сказала Линга. – Это горы Хаконы, – она прижалась ко мне крепко и закрыла глаза, как будто вспоминая что-то.

Я обнял мою маленькую девочку.

– Ну хорошо, нельзя так нельзя. В конце концов, на Земле есть много мест, куда льзя, да еще как льзя!

Одним из таких мест была необычная галерея, в которой, если верить молве, среди множества картин, написанных талантливыми мастерами прошлого, можно найти свой собственный портрет. Лингу мы обнаружили уже в третьем зале. Художник изобразил ее разговаривающей с белым китом, случайно заплывшим во время наводнения на площадь Сан-Марко. Мой портрет никак не появлялся, и, изрядно проголодавшись, мы перенесли поиски на следующий раз.

Когда фильм закончился, и в зале зажегся свет, любовь попросила Гражданинова и Лингу больше не расставаться друг с другом более чем на пять минут.

Юноша согласился сразу же. Линга немного подумала и тоже согласилась. Больше всех радовалась любовь: когда молодые, наигравшись, засыпали, она бережно прикрывала их объятия своим крылом, до утра нежно смотрела на них и пела грустную песню. С этого дня Гражданинов расставался с любимой девочкой, только чтобы спуститься вниз, на второй этаж, проверить почтовый ящик – и бегом наверх! Ровно четыре минуты. Ещё минута в резерве – мало ли что.

Однажды, слегка окутанная перелётной печалью, Линга вдруг тихо сказала:

– Гражданинов, милый мой Гражданинов, я не хочу, чтобы ты умирал.

Признаться, меньше всего в эти минуты я думал о смерти, умирать двадцатидвухлетним не входило в мои ближайшие планы, о чём я и сообщил после небольшой паузы.

– Я не хочу, чтобы ты умирал, – повторила она, мягкие капли-детишки осеннего дождя пришли ей на помощь и скрыли набежавшие слёзы.

Смысл этих странных слов я понял только через сорок лет, а пока капли плакали, слёзы капали.

– А еще я хочу, чтобы нас было четверо.

Гражданинов обнял её и не отпускал, пока не почувствовал, что незваная тревожная гостья не покинула сердце любимой девушки.

– А давай с тобой договоримся? – вытерла слезы Линга.

– Давай, – улыбнулся Гражданинов.

– Давай договоримся, что, если кто из нас умрёт первым, он в условленном месте будет ждать другого. Тогда смерть совсем не страшна будет, просто надо будет немного дольше подождать. Ну мог же ты сейчас, допустим, встретить соседа на третьем этаже, заговориться с ним, помочь ему дверь открыть, если сломался замок, в общем, задержаться. Я же всё равно знаю, что ты придёшь, и спокойно жду. Так и тут. Просто подождать.

Гражданинов даже представить себе не мог, чтоб какой-нибудь сосед, да ещё с третьего этажа, сумел бы задержать его восхождение. Если только гранатомётом… Но на такой случай и предусмотрена минута резервная…

– И где же будет это установленное место? – спросил он.

– Не знаю, – прелестные плечики дёрнулись вниз– вверх, – думаю, где-то на небе, среди звёзд. Души людей до воплощения обитают на звёздах, куда и возвращаются после смерти человека. Давай где-нибудь там, наверху.

– В созвездии влюблённых, – подыграл ей Гражданинов.