Якуб Султыгов - Утешитель

– Человек – это существо, которое вечно убегает от зверя благодаря вере, любви, красоте, искусству, воспитанию, – отвечал Дава-Даа с грустной улыбкой. – Кто-то понимает, что жизнь быстротечна, определена и закономерна и живет, склоняя голову в молитве, будучи радостью, а не бедой для других. Другой человек бежит при первой возможности заглянуть в страшное, испытать восторг и ужас от расчлененной плоти, равно как от чужого унижения и боли. Так бывает, дорогой Мор…

– Разве вы, люди, не сплачиваетесь в беде, делясь последним куском хлеба, разделяя кров и пищу с десятком людей в час беды? И разве не вы, вскоре оказавшись в благополучии готовы оплевать, уничтожить ближнего своего за одну монету?

– И много людей и тех, и этих. Словно в муравейнике растревоженном, тысячи и тысячи их двигаются, общаются, обещают, творят дозволенное, запретное или неизвестное. Нельзя всё сделать добрым и хорошим, но можно и нужно быть сильным против любого зла. Пока ты жив и жив твой враг, всегда можно оплатить счета.

– А если кого-то уже нет? – спросил Мор.

– И мертвые платят по счету, поверь мне, – ответил Дава-Даа.

Детство большинства людей, оказавшихся современниками всякой эпохи, это стресс, во всех его неожиданных проявлениях. Школа, лицей, академия, гимназия – десять лет дисциплины и приобретения навыков. Одни сразу становятся на рельсы, и катятся в нужном направлении, не выбиваясь из колеи. Другие, в силу неведомых нам тайн и особенностей, всегда выпадают из общей массы. Их пульс, дыхание, манера засыпать, мало кушать, терпеть боль и демонстрировать необычную выносливость, непонятны большинству. Но так было всегда. Два человека из десяти почти всегда не вписываются в обычные нормы.

Гимназия, в которую его определили, была целью многих родителей, мечтавших гордиться своими детьми. На первое занятие вел его родной дядя, было это солнечным зимним днем. Впереди шли старшеклассники, которые бросали снежки в своих удаляющихся одноклассниц. Дава-Даа с любопытством смотрел на игру юношей и девушек. Ему нравился девичий смех, озорство ребят и вообще, что люди улыбаются. Он заметил, как, соскользнув с плеча, упал на снег черный шарф одной из девиц. Юноши, не на секунду не замешкавшись, с ухмылкой втоптали шарф в снег и грязь, и зашагали дальше.

– Ты идешь учиться в лучшую школу страны, – дядя говорил торжественно, словно находился на трибуне. – Конечно, ты – очень умный мальчик, но, все же, мне стоило многих нервов и усилий уговорить твоих родителей, договориться с директором гимназии, чтобы тебя сюда приняли. Здесь учатся дети людей воспитанных и достойных. Ты понимаешь это?

– Я уже знаю о многих из них больше, чем они знают о себе, – ответил Дава-Даа, и дядю вновь удивили недетской серьезностью его большие, темные глаза.

Класс Дава-Даа достался действительно очень интересный. В школе у него появилось множество друзей и добрых знакомых. У мальчишек и девчонок вскоре появились клички. Лупатый, Стена, Небоскреб, Куколка, Глобус, Шнур, Полковник, Снежинка, Левый и Правый. За каждой кличкой была интересная история.

Учительницей оказалась красивая женщина с миндальными глазами, женственная и спокойная. Клички появляются в детстве почти у всех, а остаются у двух-трех человек из класса. Причина этого никому не известна.

Профессор строго оглядел студентов и остановил свой взор на самом маленьком из них, почти ребенке. Он раскрыл папку с бумагами, молча сел за большой темно-синий стол.

– Вы, – он обратился к маленькому студенту, – каким образом вы здесь оказались?

– Так же как и остальные, я сдал экзамены и поступил на факультет информационной аналитики.

– Сколько вам лет?

– Одиннадцать.

– Ну что же, очередной вундеркинд… Сколько же их было у меня. Должен заметить для всех, что действительный талант, дар, знания становятся очевидными очень скоро. Также скоро они могут обнаружить и свою несостоятельность.

– Итак, скажите, – профессор жестом усадил маленького студента на место и обратился к слушателям, – как объяснить слова поэта: «Лицемерен в загадке день»?

– Это значит, – слово взял любимец профессора, староста группы Александр Левин, – что выбор происходит из двух типичных для жизни человека состояний. Таковыми могут быть день и ночь, обретение и потеря, тепло и холод, благополучие и горе, кратко говоря, все антиподы в явлениях, в одном из них вероятны события, которые мы не в силах предупредить. Мы не можем их предугадать, исходя из обычного опыта.

– Это блестящий ответ, – профессор обратился к маленькому студенту – а ваша точка зрения по этому вопросу? Кстати, как вас зовут?

– Дава-Даа

– Странное имя, необычное. Может и ответы у вас необычные?

– Когда поэт говорит «Лицемерен в загадке день», он предупреждает нас, что очевидное может быть ложью.

Профессор тихо попросил Дава-Даа сесть на место, а затем долго рассматривал какие-то бумаги. Прошло несколько минут.

– Вы знаете, старая истина гласит, что краткость – сестра таланта. Я вот сейчас невольно подумал, что лучшая сестра таланта – ясность. Вы, – профессор с улыбкой обратился к Дава-Даа, – прекрасно сформулировали свой ответ. В четырех словах вы выразили весь смысл сегодняшней лекции. Однако же будет интересно, какая метафора, формула, выражение, на ваш взгляд, так же заслуживают внимания?

– Мне бы хотелось узнать, – Дава-Даа смотрел на потолок, – что значат для каждого в этой аудитории слова «у него только вошь на аркане, да блоха на цепи»…

Это случилось тремя годами ранее. Дава-Даа задыхался, ему не хватало воздуха, когда он говорил и более всего, если он пытался поесть. Врачи сказали, что у него пневмония, болезнь коснулась обоих легких. Ему абсолютно не хотелось кушать, только молча лежать и думать, думать где-то глубоко-глубоко в себе, почти не обнаруживая эмоций. Он лежал, часами взирая на белые стены и потолок, медсестер и соседей по больничной палате. На первый взгляд было видно, что девятилетний мальчик безучастен ко всему окружающему миру. Но Дава-Даа был лишь тих и спокоен, недвижим и молчалив. Он всё замечал и запоминал, подобно своим ровесникам, обнаруживающим в этом возрасте удивительную способность быстро понимать великие сложности нашего огромного мира.

Однажды ночью, когда Дава-Даа лежал под кислородной маской и был совсем слаб, в палату крадучись вошли два человека. Это не были взрослые люди, по годам скорее старшеклассники. Они вложили обрывки газетной бумаги между пальцев спящего малыша – соседа Дава-Даа и подожгли их. Бумажные ленты быстро сгорели, и огонь обжег спящего мальчика, который безумно задергал ногами, словно пытался бежать лежа на месте. Незваные гости рассмеялись, один из них вскрикнул: «велосипед! велосипед!» и они быстро исчезли в темноте коридора. Дава-Даа только немного показалось, что волосы одного из них на мгновение осветились красным бликом.