Кристина Ива - Хифи

– И пусть ты назовешь меня представителем рода обезьяньего, – назло вмешался в разговор двух влюбленных Хоакин, не дав Вельзи ответить на вопрос. – Я предпочту любить девушку, а не картину этой девушки. Картинку мне не за что потрогать, картину мне не приятно поцеловать, и у картины специальных отверстий нет, – он тут же получил оплеуху от Лавры. – Ай! – воскликнул Хоакин, всё еще странным образом сверкая глазами, уже не в силах сдерживать себя от злости. – Шучу я. Что руки распускаешь? В картине тоже можно проделать.

– Мой ангел, мне за него стыдно, – сказал Вельзи Лавре, покачав головой. – Хоакин, ты можешь включить свои мозги хоть ненадолго?

– Да что тебе не нравится? – воскликнул Хоакин. – Это вам двоим не помешало бы побыть немного легкомысленными где-то между двенадцатью и четырьмя утрами. Кстати ты помнишь ту вампиршу? – резко переключился он. – О боже такой взгляд! Такой взгляд с ума свести может, надо бы сказать.

Затем он как-то задумался – неужели он сейчас проболтался, что влюблен? Влюблен. Как это глупо! Как это глупо!

Они пришли в библиотеку и долго занимались там наукой. Вельзи и Лавре надоело, они пошли домой, оставив полностью поглощенного книгами Хоакина одного. Он не знал, сколько провел в библиотеке времени – скорее всего Вельзи и Лавра уже не думали о высших материях и пречистой любви, а мирно спали в своих кроватях – но, когда он возвращался домой, была глубокая ночь. Недавно прошел дождь, и Хоакин ощущал в воздухе свежесть, ему было так легко дышать, а серебристые капельки воды на темной листве напоминали лишний раз, как мир в сущности красив и прекрасен.

Внезапно юноша почувствовал, что кто-то следит за ним и собирается наброситься. Воспользовавшись своим природным чутьем и магией телекинеза, он резко отбросил от себя нападающего, который был чрезвычайно быстр и силен, так как успел глубоко оцарапать руку парня. Нападающий, скрываясь в темноте, каждый раз ускользал от разгневанного и испуганного Хоакина и снова и снова делал попытки убийства паренька, который каждый раз отшвыривал злоумышленника, пытался его даже поджечь. Внезапно среди огня юноша увидел кроваво-красные огромные глаза, которые уже однажды заворожили его. Хоакин растерялся, поняв, кто перед ним. И вампирша, воспользовавшись ситуацией, впечатала парня в стену, всем своим весом налегла на него и пронзила острыми клыками тонкую кожу на шее, из которой тут же полилась кровь, которую женщина с упованием начала заглатывать. Хоакин пытался выбраться из-под нее, но вампирша сильно прижала его ноги, тело, оставив только одну левую руку, которой он отталкивал ее от себя… рука то и дело проскальзывала по ее животу и груди. Внезапно он глубоко вздохнул с дрожью, что-то в нем изменилось, Хоакин перестал отталкивать от себя эту женщину, а наоборот будто старался полностью поглотить ее, рука его прошла под тканью между пуговицами ее красного платья, охватила грудь, а затем начала спускаться всё ниже и ниже. Дыхание его изменилось, а губы прижались к ее щеке, будто он хотел съесть ее, а затем он почувствовал во рту вкус собственной солоноватой крови и ее язык. Всё тело будто умирало, продолжая жить своей странной, непонятной жизнью, и, пока разум всё еще мог хоть что-то понимать, сквозь поцелуи он прошептал: «Я так и знал, что вам понравился»…

На следующий день Хоакин довольно поздно явился на учебу, осторожно прокрался на четвертом уроке к другу за парту. Вельзи сразу понял, что с его товарищем что-то не так. Зеленые глаза паренька имели нездоровый блеск, он нервно улыбался, не знал, куда деть руки, был весь бледный, потный и закутанный в черном плаще, а на шее у него появилась повязка.

– Что случилось? – сказал Вельзи как можно более спокойным голосом, стараясь не отрываться от записи конспекта, но при этом тревожно поглядывая на друга.

– Такое произошло, – отвечал Хоакин. Ему хотелось смеяться и кричать, чтобы все вокруг знали, как ему хорошо, как он счастлив. —Я вчера встретил эту вампиршу Ифигению, Иви… Она… она… – он чуть ли не взвыл, начал нервно будто убирать падающие пряди черных волос с лица. – Она напала на меня в переулке ночном. И я… мы… я завалил ее, в общем, – отрывисто завершил Хоакин.

– А, – произнес Вельзи. – Ты, надеюсь, от тела избавился, а то вдруг кто-то увидел, как ты ее убивал.

Хоакин готов был засмеяться.

– Не убивал я ее! – воскликнул он. – Мы просто переспали…

Перо выпало из рук Вельзи.

– Да ты заливаешь! – сказал он, повернувшись к другу лицом.

– Нет, – возразил Хоакин. – Так и было!

И он начал во всех подробностях рассказывать, что да как. А Вельзи слушал, уже забыв про урок. Он разумом не мог поверить, что такое взаправду произошло, но он верил Хоакину, потому что знал, как друг его ведет себя, когда врет, а как, когда говорит правду. В конце речи Хоакин добавил, что найдет сегодня Иви снова, Вельзи пожал плечами – чем бы дитя ни тешилось.

И Хоакин нашел Ифигению, которая, однако, презрительно поглядывая на мальчика, выражала свое нежелание находиться рядом с ним. А он ей не верил, продолжал преследовать, продолжал спрашивать: «Ну что мне еще для вас сделать?». И Иви, введя Хоакина в ступор, ответила: «Проиграй турнир». А затем быстро скрылась.

Перед боем Хоакин сидел в комнате, слушая шум трибуны. Он был как черное пятно в своем черном плаще и с темными прядями волос, не доходящих до плеч, которые будто обрезали его бледное лицо по вертикали. Он глядел задумчиво на свои руки, однако в груди его было какое-то странное томительное чувство. Он знал или, по крайней мере, надеялся, что Ифигения, его маленькая Иви, сидит там в зрительном зале, что она будет следить за боем. Ему казалось, что он едет на какой-то средневековый турнир, что он рыцарь, а Ифигения – та королева, за чье внимание он бьется.

И вот колдун вышел на арену, глазами ища только одного во всем мире человека. И вот оно – белое пятно, в центре которого пронзающий взгляд ее красных глаз. Хоакин тут же сорвался с места, подскочил к Ифигении в зрительный зал и, зацепившись ногами за небольшую перегородку, за которой она сидела, со страстью впился в ее губы. Сердце готово было выпрыгнуть наружу, душа вся переворачивалась. Знать с возмущением уставилась на этот цирк. Глаза юноши вновь засверкали зеленым огнем, он, самодовольно улыбаясь, сказал ей на ухо горячим шепотом слова: «Я проиграю ради вас, моя королева!», и тут же ринулся вниз.

Бой, наконец, мог начинаться. Ифигения, стараясь не обращать внимания на шепчущихся за ее спиной расфуфыренных куриц, во все глаза следила за Хоакином, который, как и сказал ранее, не собирался выигрывать, он начал дразнить своего соперника, с улыбкой кружась вокруг него и спрятав руки за спину. Сначала он просто уворачивался от ударов – ему-то не хотелось, чтобы бой закончился слишком быстро, чтобы Ифигения, не дай бог, подумала, что он слабак какой и его можно легко с ног сбить. Ага. Естественно, зрителей такое поведение Хоакина раздражало. Они пришли сюда, чтобы увидеть, как льется чья-то кровь, а не смотреть на эти танцы на льду. Хоакин долго дразнил партнера, пока, наконец, не решил, что он достаточно себя показал – можно и проигрывать. Мальчишка покорно застыл на месте – давай бей меня, уничтожь меня! Но и здесь он, однако, не мог побороть свою гордость, стараясь как можно дольше терпеть боль. Зрители снова были удивлены, особенно те, которые видели, как несколько минут назад Хоакин посмел поцеловать Ифигению, чтобы затем позволить выиграть другому. Что это такое! Ифигения же, слыша, что говорят расфуфыренные курицы рядом, с какой-то особой возбужденностью следила за избиением, и, когда ей показалось, что тот второй мальчишка вот-вот уничтожит Хоакина, вдруг сорвалась с места, обратившись в летучую мышь, и, оказавшись перед противниками, скрутила второму мальчишке шею. Хоакин, который уже не стоял на ногах, и весь истекал кровью, поймал на себе ее резкий взгляд и поднял глаза, которые несмотря на то, что все тело болело, были пронзительными и дерзкими. Это понравилось Ифигении, она усмехнулась, а потом увидела усмешку и на его лице. «Так, значит, вы не дадите мне проиграть, моя королева?» – спросил он, и Ифигения поспешно скрылась.