Екатерина Дей - Я однажды приду… Часть III

– Любимая моя, Катенька, невероятное моё счастье.

Я вздохнула, и воздух образовал легкие, потом постепенно проявилось всё тело, очень лёгкое, почти воздушное, но уже настоящее, с руками и ногами. Пошевелила пальцами, действуют, потом открыла глаза и увидела синие улыбающиеся озера.

– Я жива?

Глеб улыбнулся счастливо, нежно поцеловал, чувствую поцелуй, значит, жива. Оказалось, что он обнимает меня, обхватив всю, закрыв меня всем своим гигантским телом, как бы обволакивал собой. Я опять вздохнула, поудобнее устроилась и уснула.

Проснулась от голода, есть хотелось ужасно. Глеб продолжал меня обнимать, мягко поглаживая по спине.

– Ты так и лежал всё время, пока я спала?

– Пользовался моментом и смотрел на тебя.

– Ужас, я совсем страшная, да?

– Ты очень красивая во сне, такая спокойная. Я любовался тобой.

– Если меня не накормить, срочно, очень срочно, то я буду уже не такая красивая.

– Значит, будем кормить.

Но срочно кормить меня не получилось. В бассейн Глеб меня не пустил, отнёс в ванную, где сам помыл, чуть не утопив от старательности, поцелуев и ласки. Потом я долго решала, что мне надеть, а Глеб только кривил губы и делал лицо, не одобряя мой выбор, ему что – он свои джинсы и футболку надел мгновенно – пока я не выдержала и не спросила, что же он хочет видеть на мне. А он протянул мне розовое безобразие!

– Глеб, я же в этом не могу пойти в столовую, там мы будем не одни, это совсем неприлично, в этом я голая!

– Для этого и куплено.

Логика совершенно мужская, поэтому непробиваемая, бороться оказалось невозможно, султан какой-то. Я гордо напялила это …это… на себя и заявила, что если в этом меня кто-нибудь увидит, то я запрусь в комнате, и больше никто ко мне не войдёт, он в том числе. Глеб кивнул, достал пульт и нажал кнопку.

– Теперь точно никто не войдёт.

Ах, так, я надулась и прошествовала к кровати, но улечься не успела, Глеб со смехом подхватил меня на руки.

– В столовой никого не будет.

Я сидела на его коленях и поедала всё подряд. В столовой действительно никого не было, когда мы пришли, еда уже стояла на столе, а остальных обитателей дома Глеб видимо просто разогнал различными поручениями или дал выходной. Придвигая к себе очередную тарелку с едой, я спросила:

– А как это получилось, что еда уже на столе, а я даже слово сезам не сказала?

– На этом маленьком аппаратике много кнопок.

Космос в кармане, молодец Андрюша, всем обеспечивает командора, даже тем, чего ещё в мире не существует. Глеб поглаживал меня по разным частям тела, я дергалась, пиналась, роняла вилки, даже чуть чашку с чаем не уронила, ему самому пришлось её ловить.

– Глеб, держи руки под контролем, вот подавлюсь, придётся Самуила вызывать, очередной раз меня спасать.

Шутливая угроза возымела неожиданное действие: Глеб мгновенно пересадил меня на стул и отошёл от стола, даже побледнел. Ясно как можно организовать спокойное поедание – только шантажом.

Лучше бы я этого не говорила, Глеб сразу решил меня беречь. Он отнёс меня в комнату, уложил на кровать, чмокнул в нос и заявил:

– Отдыхай, тебе нужно много отдыхать, сейчас ночь…

– Время любви.

Он стоял у кровати и явно боролся с собой. Эта борьба вихрем пронеслась в глазах, волной по лицу, от умильного выражения до жёсткого решения, и руках, заведённых от греха подальше за спину. Я решила помочь ему в этой борьбе, ну, чтобы уже не сомневался в моей удивительности. Посмотрев на него совершенно невинным взором, я спросила:

– Ты будешь любить меня по расписанию? Его Самуил будет утверждать? Подвешивать проводки и…

Женщина явление в природе уникальное, она создана для любви, нежности и ласки. Перешагнув рубеж в отношениях, она становится той, которую создаёт мужчина своей любовью. Глеб создавал меня как женщину своим терпением, пониманием, внутренним обожанием, вот я и сказала о себе то слово, которого всегда избегала, не считала возможным употребить его по отношению к себе. Он долго молчал о своей любви, загонял её глубоко внутрь, не позволял себе даже думать о возможности нашей чувственной любви. И сейчас, когда наши тела сплетаются в страсти, физическое обладание друг другом для нас уже не только наслаждение тела – для нас это ощущение жизни, единой, той, о которой мы даже боялись мечтать.

Я опять устроилась на нем, и осознание того, что это гигантское тело, сильное, очень красивое, млеет от прикосновения моей мягкости, доставляло дополнительное удовольствие.

– Я люблю тебя, счастье моё, красавица моя, удивительная моя.

– Ещё я какая?

– Великолепная, я люблю в тебе всё, всё, у тебя такая улыбка, она поражает, ты улыбнешься, и мир расцветает.

– Ты говори, говори. Я должна знать, какая я замечательная. Вот тебе же я уже говорила, что ты удивительный, терпеливый, умный, замечательный, красавец, сильный, настоящий командор. И как ты меня терпишь, такую неправильную?

– Почему неправильную?

– Вот у тебя всё всегда продумано и подготовлено, всё заранее, я ещё только начинаю о чем-то думать – а у тебя уже всё готово.

Глеб задумался на секунду, подтянул меня к своему лицу и очень серьёзно ответил:

– Но я твой муж, я отвечаю за тебя и твою жизнь, за всё в твоей жизни.

– Перед кем отвечаешь?

Над этим вопросом он не думал ни секунды:

– Перед тобой и собой.

Он сказал это так, что стало ясно, никто и ничто не имеет никакого значения – только я и он. Глеб может заниматься разными командорскими делами, но они несравнимы со мной, моими и его желаниями. Даже если он против каких-то моих, скажем откровенно, не совсем правильных поступков, то это именно потому, что он меня же и защищает от чего-то, чего я не понимаю, или не хочу понимать. Я взяла его лицо в руки и поцеловала опухшими губами.

– Я люблю тебя, ты самый, даже не знаю, какой самый.

И всё повторилось: Глеб уложил меня рядом с собой и целовал моё тело, миллиметр за миллиметром, моя кожа радовалась его прикосновениям, и сколько бы я не пыталась держаться, сознание покинуло меня, и я разлетелась по космосу в вихрях наслаждения.

Я проснулась уже давно, но продолжала лежать. Тело отдохнуло, однако нега удерживала его, переворачивала с одного бока на другой бок, не давая возможности подняться. Глеб уже два раза заходил ко мне, проверял – вдруг корни выросли, отдирать от кровати придётся, так и сказал, целовал меня, героически удерживая себя, чтобы не устроиться рядом и уходил по своим командорским делам.

Мне нужно научиться правильно думать. Нельзя позволять себе никаких сомнений. Никаких страхов. Меня любит самый красивый в мире мужчина. Самый сильный, самый мудрый, терпеливый и много ещё чего самого. Женщину можно обмануть только тогда, когда она сама хочет обмануться. Её можно обмануть головой, то есть словами, даже можно обмануть глазами, ну, если это человек. Обмануть телом нельзя, оно само говорит и само чувствует, без участия головы. Любовь или нелюбовь в каждом прикосновении губ, рук, всего тела. Глеб меня любит, так телом обмануть невозможно, особенно таким как они, у которых глаза сразу выдают мысли и чувства. Его тело стремилось ко мне каждой клеточкой, на все мои прикосновения его кожа реагировала жаром – тем внутренним огнем, который или есть, или его нет, его никак не придумать и не изобразить. Он сдерживался в своей страсти, боялся причинить мне боль, страх от моих прошлых страданий оставил на нём отпечаток даже больший, чем на мне. Глеб чувствовал моё тело, он его слушал, ощущал и стремился доставить удовольствие, его больше волновала я в своей страсти, чем он сам. Мне показалось, что лишь когда он целовал моё тело, миллиметр за миллиметром, в нём что-то происходило: улыбка не сходила с лица, глаза светились и он был по-настоящему счастлив. А это моё лежание на нём? Удивительно, но всё его тело млело, как-то тепло касалось меня, как бы впитывало меня, всю мою растёкшуюся мягкость. Так, о мягкости думать не буду, я должна думать правильно: раз ему нравится, значит, лучшая в мире мягкость. О розовой тряпочке тоже думать не буду, ужас, в этом самой с собой неудобно находиться, а уж при нём, а ведь доволен, просто счастлив был в столовой! А что себе там позволял! И чему удивляюсь, муж, только что любил меня на нашей – что я думаю! – постели, а я возмущена лукавством рук.