Дмитрий Петрунин - Дух Огня

– Ага, – чистосердечно признался Серёга, – машина застряла.

– А где это?

– На повороте, где сосна такая раздвоенная.

– Угу. К Рустаму в гости?

– Ну да.

Сосед немного успокоился, подтянул к себе собаку за поводок. Теперь ему явно захотелось просто потрепаться с новыми людьми. Во всяком случае, Кай с ним раньше никогда не сталкивался. Вообще деревенские к гостям Рустама Тимуровича относились настороженно. Один на иномарке приезжает, другой на велосипеде, или на лыжах зимой – нестыковочка выходит. И все какие-то, непонятно кем работают, ведут себя подозрительно, скрытно.

Многие верили, что он кто-то вроде бандита на пенсии.

Гостей же его считали «мафией».

– Застряли говорите, мужики?

– Ага.

Мужик подозрительно прищурился.

– Ладно, мы пойдём уж, – не стал влезать в добрососедское общение Гена и поплёлся к просёлочной дороге, загребая ногами только что выпавший снег.

– Ну, удачи вам! – крикнул вслед мужик и спрятался за калиткой.

Скоро они вышли на просёлочную дорогу и побрели туда, где за деревней начинался лес, стояла на повороте раздвоенная сосна и уткнулась носом в сугроб Серёгина иномарка.

– Надо было фонарик взять, – посетовал Паша.

– Геена, – протянул Серёга.– Общество требует фонарик.

– Нету, – коротко бросил обиженный Гена, – могу в глаз дать, ты нам посветишь…

Вадим достал мобильник, и стал освещать встроенным фонариком дорогу.

– Ура, – сказал Серёга, – да здравствует научно-технический прогресс! Привет братьям-финнам, завалившим всю Россию дешёвой связью без последствий! Это как раз то, что роднит мобильники с презервативами!

Связь без последствий помогла, и вскоре они увидели свет фар.

– Ты, Серёг, что – смерти не боишься? Спёрли бы твою тачку, поехали бы кататься.

– Кто это? Кому тут кататься – бабушкам и дедушкам? Тут зимой больше нет никого. Это летом. Летом – да. Тут у одного я слышал, шпана какая-то угнала – ну, возраста, как наш Кай.

На Кая посмотрели, и он почувствовал себя на мгновение неловко, как будто это он угнал.

– Ну и чего? – спросил Вадим, с любопытством разглядывая снег, в который закопалась машина.

– Ну и ничего, катались, пока не утопили в озере. По-пьянке дело-то было.

Серёга открыл машину, залез туда и велел остальным толкать сзади.

Гена не согласился и заявил, что снег надо немного расчистить. Поскольку лопат они не брали, расчищать пришлось руками. Тут же Серёга задумал лепить снежки и кидать их в помощников. Помощники возмутились, и снежки полетели в направлении Серёги, а потом вообще во все направления, где были признаки движущихся человеческих фигур.

Битва была в самом разгаре, когда кто-то вдруг вспомнил, что всё на даче стынет, а водка, наоборот, наверное, уже тёплая.

Серёга уселся за руль, остальные принялись толкать машину. Кай оказался сзади как раз между Вадимом и Пашей, упёрся ногами в снег, толкнул, и тут же ударили из-под колёс фонтаном хлопья снега.

Вскоре они вытолкали машину из снега, и Серёга укатил на ней к дому, а все остальные пошли пешком, потому что в салон их, по причине высоко уровня заснеженности, не пустили.

В след удаляющемуся свету фар полетели в морозном воздухе оскорбления, но Серёга их проигнорировал, зараза.

Пришли в дом все раскрасневшиеся, но, как ни странно, довольные. Как дети, ей-богу, подумал Кай, который был младше остальных машинотолкателей как минимум на пять лет.

Может потому, что они недолго отсутствовали, а может потому, что Рустам подсобил, который не брезговал мелкими чудесами в быту, и напротив, сторонился всяких масштабных фокусов, ничего не остыло, не нагрелось, и осталось почти в первозданном, свежеиспечённо-сваренно-добытом-из-холодильника виде.

Вскоре Карина отнесла свою дочь в спальню, сжалившись наконец-то над несчастным ребёнком. Тогда бокалы наконец-то наполнились вином (в честь дам Карина уломала попутчиков поднять один «винный тост») и Вадим поднялся изо стола, собираясь произнести речь. Речи он любил и Кай подозревал, что в той, другой, жизни он был каким-нибудь не слишком удачливым поэтом или оратором, который теперь просто на них отыгрывается.

– Итак, – сказал он, – выпьем за попутный ветер!

– Почему за попутный ветер? – поинтересовалась Катерина Антоновна.

– Для красного словца, – ответил Вадим.– И ещё, конечно за Гену, который лучше всех толкает машины из снега, правда, крокодил?

– Правда, Чебурашка, – согласился Гена.

Выпили вино. Потом настала очередь вкусной и здоровой пищи.

В скором времени попутчики разомлели и, хотя женщины ещё суетились по разным причинам, ничего, в общем-то, и не значащим (только Катерина Антоновна отправилась спать), затеяли разговоры о самых разных передрягах и приключениях, в которых им удалось побывать. Кай только внимал, но сам отмалчивался – с ним не случалось такого, что стоило рассказать, и чем можно было бы удивить попутчиков. Он не хватал гарпию за хвост, не мёрзнул высоко в горах и не наталкивался там на древние машины Изгнанников, не удирал от пиратов по Оловянному озеру. Даже не ходил на какое-нибудь подмосковное озеро глушить рыбу динамитом.

Когда на небе показался, наконец, месяц, выглянувший из-за черных туч, было три часа ночи. Внизу Рустам Тимурович ещё о чём-то беседовал с Игорем, а остальные мирно спали. За стенкой мансарды, во второй её комнате, сопел и кряхтел во сне Гена, так что Кай, на чью беду слышимость была отличная, заснуть не мог. Время московское и Аша разнилось на несколько часов, а значит, там был день. Кай всё-таки привык больше жить по тому времени, а не по местному.

«Кто-то использует твою башню, чтобы совершать переход» – сказал Гена и эти слова не давали Каю покоя. Он совершенно не понимал их значения, потому что это просто не укладывалось в голове. Кто-то использует ТВОЮ башню… Немыслимо. Столь же немыслимо, как пройти сквозь запертую дверь, как перешагнуть двухметровую стену. Самое плохое, что, похоже, никто ничего не собирался ему объяснять. Никто даже вида не подал, что происходит нечто невообразимое.

В конце концов, Кай уже привык, что специфика работы попутчиков мало чем отличается от работы секретных служб и изобилует столь же загадочными мотивациями. Конечно, уж волшебнику-то виднее, но…

Башня. Для любого другого, кто ни разу не пересекал меридиан слово это – пустой звук. Башня – это эталон, это символ, это, в конце концов, объект невероятного притяжения, перебрасывающего людей через разлом мироздания. Это страсть. Самая настоящая.

А страсть влечёт за собой ненависть, ревность… Нет, наоборот – ревность и ненависть.

В задумчивости Кай подошёл к книжной полке и безо всякого любопытства посмотрел на корешки книг. Если верить тому, что о человеке можно узнать по его книгам, – подумал он, – то Рустам Тимурович у нас человек неординарный. Были здесь и Гоголь и Достоевский, были Булгаков, Гёте, Илья Ильф с Евгением Петровым, Кант и Ильин. Мешанина. Классическая мозаика. Порой несопоставимая, порой схожая как близнецы-братья. Тут же ютились и детективы – и тоже классика: Кристи, Дойл, Стаут… Современной литературы было мало, хотя именно она в первую очередь Кая и занимала – ему нужен был пульс эпохи, а не прошлое, покрытое пылью.