Екатерина Дей - Амир. Часть V

– Мне нужен этот мужчина.

– Зачем?

Уже чёткий голос вождя и ирода, даже взгляд поменялся – стал жёстче, цвет стали или серого льда.

– Он меня спас. Я умирала, а он меня спас.

– Ты болела?

– Да, он… он спас меня… от Пустоты.

– Пустоты?

– Да… это такое состояние души… жизни… когда никого нет вокруг. Не так, все есть… но ты один… совсем.

Хотела добавить, что как он сейчас в Пустоте: все есть, но он никого не помнит и остался один на весь мир, но не смогла, опустила голову. И вдруг взлетела над землей, Амир подхватил меня за плечи, и мы оказались лицом к лицу.

– Что ты знаешь о Пустоте?

– Я там была… мне больно…

Он опустил меня на землю, но руки с плеч не убрал. И опять хриплый голос, и совершенно прозрачные глаза:

– Я знаю тебя… эти глаза… как тебя зовут? Рина… твоё имя Рина…

Мгновенная боль и чьи-то жёсткие пальцы зажали мне рот, я упала на землю, и меня придавило тяжёлое тело. Громкий шёпот приказал:

– Замри.

Казалось, что взорвался вулкан, и магма накрыла нас, такой полыхнул жар, энергия раздавила меня вместе с тем, кто своим телом закрыл от лавы. В голове взорвался фейерверк огней, и я потеряла сознание.

Дети стояли вокруг меня и плакали горькими слезами, громче всех плакал маленький мальчик, он тонко покрикивал и размазывал слёзы по лицу. Я схватила его за мокрую от слез ручку и спросила:

– Что случилось, почему вы плачете?

– Она вще щилы отдала… больше нет…

– Кто?

– Она… она тебя шпашла… щил нет…

Вдруг одна из девочек быстро заговорила:

– Ей нельзя… она сама едва жива, зачем сказал… нельзя. Ты иди, тебе надо жить. Иди.

И махнула на меня рукой. Дети отвернулись и медленно пошли от меня в туман, постепенно растворяясь в белесом мареве.

Я открыла глаза, и сразу прозвучал радостный крик Фисы:

– Лебёдушка очнулась, краса наша, жива, жива, Машенька…

– Фиса…

– Молчи, молчи, уста не раскрывай, едва жива, сил нет…

– София… Фиса, где София?

Пытаясь встать, я только чуть качнула головой, сил действительно не было, даже голос сиплый, почти шёпот. Перед глазами появилась Мари с потухшим взором почти прозрачных глаз и коснулась моей руки:

– Рина, тебе нельзя говорить, молчи.

– Амир, где Амир?

– Он жив, всё хорошо, он вспоминает. Рина, молчи.

Я облегченно вздохнула, и медленно произнося слова практически по буквам, потребовала:

– Принесите Софию.

– Рина…

– Она спасла нас. Принесите её сюда.

– Окстись! В тебе силы на вздох! Сонюшка… оклемается…

А сама закрыла лицо, замотала головой в отчаянии, страшный выбор приходится делать – меня спасать или Софию. Я дёрнулась в очередной попытке встать и потеряла сознание.

Маленький мальчик сидел на большом камне и плакал, а я не могла пробиться сквозь невидимую стену, чтобы подойти к нему и утешить. Я била по ней кулаком, кричала, звала его, а он не слышал меня, не поворачивался в мою сторону, только плакал, не утирая слёз. Кто-то тронул меня за плечо, обернувшись, увидела девочку, которая говорила мне, чтобы я жила. Она поманила меня пальчиком, и когда я наклонилась к ней, прошептала:

– Он может её спасти.

– Кто?

– Он.

Девочка улыбнулась грустной улыбкой и повторила:

– Он.

– Да кто же это?

– Ты знаешь.

Тёплой ладошкой она погладила меня по щеке, спокойно прошла сквозь невидимую стену и села на камень рядом с мальчиком. Они сидели такие худенькие и маленькие, сквозь тонкую ткань одежды были видны ребра и позвоночник, каждая косточка, и я с ужасом подумала – они голодают, им нечего есть.

Когда я проснулась, рядом со мной сидела Мари и горько плакала. Слёзы текли по её щекам, и она не утирала их, только высоко подняла голову и пыталась сдержать рыдания.

– Мари…

– Молчи, Рина, тебе нельзя говорить. Ты не берешь энергии, совсем ни у кого, все пробовали… отец тоже… тебе нужно беречь силы, мы придумаем что-нибудь…

Она отвернулась от меня и утёрла слезы, лихорадочно вздохнула.

– Мари, София жива?

– Да… мы пытаемся…

– Я должна её спасти.

– Нет… Рина, она сказала, что её жизнь… поэтому она и выжила, чтобы спасти тебя.

Слабость давила на меня всё сильнее, но я сжала губы и несколько раз глубоко вздохнула – организм, не смей, никаких обмороков, не та ситуация, мы потом Амиру это изобразим. И странным образом мне стало легче, видимо в надежде снова почувствовать энергию сильного тела Амира, организм поискал и использовал доселе потаённые запасы.

– Амир…

– Он пытался, но не получилось.

Мысли неслись в голове, но ничего не придумывалось. Кого я знаю, кто может спасти Софию? Именно знаю. Мари сказала, что пробовали все, значит, это кто-то, кто не пробовал помочь, но я его знаю. И кого я знаю? Лица мелькали перед глазами, но ни одно из них никак не обозначилось, и вдруг картинка когтей на стекле. Она никак не уходила, и я даже попыталась покачать головой, зачем мне эта картинка, почему когти… это рука Амира. Ну и…? Амир уже пытался, и ничего не получилось. Но рука так и осталась на стекле, я пыталась думать о чём-то другом, но картинка не уходила. Тимур! Как только я вспомнила имя, то сразу появилось лицо, и я поняла – да, именно он может помочь Софии. И как? Он же просто человек, обычный… нет, не совсем обычный.

– Мари, Тимур… Софии может помочь Тимур.

– Тимур?

– Мне так сказали дети во сне. И я. Мари, торопись!

Она вскочила, но сразу опять села на постель:

– Рина… нельзя, тебе нельзя…

– Можно… иди!

От собственного крика в голове опять вспыхнул фейерверк, и я потеряла сознание.

Дети стояли рядом и удивлённо рассматривали меня. Мальчик с опухшим от слёз носом, он время от времени утирал их узенькой ладошкой, прошепелявил:

– Шможешь, мы помозем… я ей шкажал…

Я иногда приходила в себя, видела странные лица, они меняли форму, вытягивались в узкую полоску, или превращались в абсолютно круглый шар с глазами, полными боли и страдания. Глаза были чёрными, иногда совершенно прозрачными, как стёклышко. Я пыталась понять, о чём говорят бесцветные губы, но длинные звуки одной тональности не складывались в слова.

Маленькие пальчики я почувствовала, они были как сосульки, ни намёка на тепло и жизнь, даже от моей ладони они не согрелись, только моя кожа покрылась изморозью. А другая рука оказалась в жёсткой очень горячей ладони, только коснувшись её, я выгнулась всем телом и закричала от боли, пронзившей все тело. Блаженная темнота никак не наступала, я уже не могла кричать, горло забилось раскаленными гвоздями, а тело превратилось в огненную статую, которая трескается и скоро превратится в пепел.

В боли я не сразу осознала, что бушующее во мне пламя изменилось, уже не так горит кожа, и я могу выделить отдельные потоки раскаленной лавы энергии. Постепенно у статуи проявились руки, потом ноги и наконец, я почувствовала всё тело, ещё сверкающее отголосками пламени, но уже не потоком магмы.