Николай Сайнаков - Шлем Громовержца. Почти антигероическое фентези

Как здесь душно. Чувствуется, как сужается ход! Они все пролезут, а он останется. Быстрее, только не отстать!

Оборотень торопился впереди, расчищая себе путь ножом. Вот уж не думал он, что придется еще раз воспользоваться этим ходом. Он был здесь единственный раз много лет назад. Тогда, после гибели отца, он, семилетний мальчик, покидал Гранитный острог, спасаясь от призрачных воинов.

Уже тогда ход был не в лучшем состоянии, продухи, вырытые пол века назад, засорились. Шерстатый дал понять, что ход цел. И действительно. Но это еще не значит, что в нем не может быть завалов.

Как там Велена? Поспевает? Вроде бы да. Золотинка вилла, ей легче, богини берегут своих послушников.

Оборотень поморщился, в очередной раз зашибив коленку и пожалел, не имеет наколенников как у летборгских рыцарей.

Чуть дальше он увидел целую гирлянду светящихся грибов. И здоровенную нору, откуда раздавался приближающийся топот.

Оборотня прошиб пот. Он остановился, шепотом приказав Велене замереть. Сам же отодвинулся немного назад и, перехватив поудобней нож, замер, уставившись на нору. А она вдруг озарилась красным, и вот, оттуда выскочил некто, размером всего с локоток. Лицом он был похож на выхухоля, а в маленьких руках держал железную сковородку с раскаленными углями, осветившими темноту. Выскочив в ход, он остановился и посмотрел черными бусинками глаз на Оборотня. Одет он был в нарядный кафтанчик, перепоясанный кушачком (такие кафтанчики носят боярские дети в селищах), на голове у него была остроконечная шапочка. Ноги… ноги у него были конские, с копытцами. Несколько мгновений они с Оборотнем глядели в глаза друг другу, а потом существо повернулось и скрылось в норе справа. Послышался удаляющийся топот и хлюпанье воды.

– Шиликун! – облегченно выдохнул Оборотень, расслабленно опускаясь на землю.

– Кто это был?! – Велена подползла к нему ближе.

– А ты видела?

– Да, такой большой мышь, в кафтане и со сковородкой.

– Это не большой мышь, а маленький нежить – Шиликун. Но он не опасен, если только их много не набежит.

– Что случилось? – раздался из темноты голос Золотинки.

– Ничего особенного, чуть задержались. Двигаемся дальше.

– А как далеко еще?

– Прилично.

рис. автора

И снова стены, стены, стены, и темнота вокруг. Тяжелый воздух казался осязаем. Головы болели, люди уже плохо соображали.

С некоторых пор Карислав слышал шуршание позади себя. Кажется, их преследовали. Он часто оглядывался, но никого не видел, пока на него не наткнулись с разбегу две или три крысы, запищали, отпрыгнули, но снова двинулись вслед. Судя по звукам, позади них были целые полчища крыс. И они постепенно нагоняли, все ближе раздавалась возня и яростный писк. Карислав не знал что делать, из проклятого подземелья некуда было выбраться, а крысы вот-вот нападут. «Ну что ж, – решил он, – Карислав Черный не привык убегать от врага, он даст бой, а остальные тем временем успеют спастись». – Карислав развернулся и вытащил нож. Множество крыс замерло в сажени от него…

Святомор почувствовал, что что-то неладно. Карислава больше не было слышно позади. Он позвал, но никто не ответил.

– Золотинка!

– Да? – сразу отозвалась вилла.

– Молви другим, чтобы подождали. Карислав отстал. Я вернусь и посмотрю, что случилось.

Святомор быстро полез назад и вскоре услышал какой-то шум. Похоже, сын Велемира с кем-то дрался! И вот, в слабом свете грозди грибов, он увидел Карислава. Венед яростно отбивался ножом от атакующей его крысиной стаи. Крысы прыгали на него, кусали, старались вскарабкаться на шею, вцепиться в горло. Не медля больше, Святомор бросился на помощь…

Карислав рубил на право и налево, не обращая внимания на боль от укусов, стараясь лишь защитить шею и лицо, решив, что крысам очень дорого достанется его жизнь. Крысы нападали со всех сторон, прокусывая одежду, впивались в тело или ломали зубы о кольчугу. Окончательно свирепея, Карислав срывал их, отдирая иной раз вместе с мясом, давил, вмазывал в стену, ворочаясь как медведь в тесном проходе. Он смутно слышал как пришёл на помощь Святомор, по крайней мере, сзади крыс стало меньше. А потом вдруг в глаза ударил ослепительный зелёный свет. Крысы, почти добравшиеся до его горла, с визгом бросились наутёк.

– Вы что, весь ум попередумали? – послышался злой голос Оборотня. – Так мало осталось, что и на язык не просится? Почему не передали, что крысы появились? Такие знатные воины и смерти зряшной искать стали. Добро, что я подоспел вовремя. И Велену за Хранителя благодарите.

– Чего он так ярко? – ослеплённый Карислав щурился и прикрывал глаза рукой.

– Он светится лишь тогда, раздался голос Велены, когда попадает в человеческие руки, и тем ярче, чем сильнее чувства владельца – любовь и ненависть, страх или радость.

– А я зол, очень зол. – Добавил Оборотень.

Пока Золотинка перевязывала раны Карислава, шарик значительно потускнел, и проводник опять упрятал его подальше.

И снова путь в темноте, острые куски запечённой глины, режущие руки и колени. А воздуха становилось всё меньше. Оборотень задыхался, часто и хрипло хватая ртом воздух. В голове появился и становился всё громче постоянный гул. Всё чаще Оборотень останавливался, пытаясь отдышаться. Нож давно спрятан в ножны, нет сил делать им что-либо. Волк рвал паутину и корни лицом или руками, и двигался вперёд и вперёд. Перед глазами плыли радужные пятна, мысли прерывались: «Наверное… отверстия для воздуха забились… надо… надо пробить новое… иначе сдохнем».

Увидев место, где большой кусок потолка обвалился, обнажив свежую необожжённую глину, Оборотень остановился, вытащил меч и принялся неуклюже тыкать им, пробивая путь наверх. Спутники его, задыхаясь, подползли ближе и улеглись кто где, равнодушные к тому, почему произошла задержка. Да и трудно было что-то разглядеть в этой тьме. Оборотень тоже почти ничего не видел, но мысль добыть свет даже не приходила в его измученную голову. Он тупо крошил мечом глину, весь подчинённый только одной цели – пробиться наверх, к воздуху.

Дыхание хрипло рвалось из груди, руки тряслись, ноги отказывались держать, движения становились всё медленнее. Силы были на исходе, когда к нему протиснулся Святомор, молча стал помогать, а потом и вовсе сменил его, встал во весь рост и долбил, кромсал глину, не обращая внимания на то, что она сыпется ему прямо в лицо.

Слежавшаяся масса поддавалась плохо, а Святомор задыхался всё сильнее, но жить хотелось ещё больше. Он пробился уже на вытянутые руки, глина скрипела на зубах, но как рыть дальше? Меч уже не доставал! Святомора захлестнуло отчаяние. Им не выбраться! Но отчаяние словно удвоило силы, пинками, не чувствуя боли, он выдолбил в плотной глине ступеньку, вторую, поднялся на них и принялся копать дальше – судорожно и спешно. Сознание мутилось всё сильнее и сильнее…