Андрей Преволт - Дург. В поисках королевы

– Как ты попала к ним в плен? – Дурга все больше и больше увлекал рассказ собственной рабыни. Он понял, что совсем не зря отдал за нее деньги. Тем более что потом можно подарить ее Максимилиану. Тот явно имеет на нее виды как на будущую невесту. И тогда свобода Нийдэ, которую дарует ей Дург, будет одновременно свадебным подарком Максимилиану.

– Эрлахи ночами, как подлые шакалы, крадут людей из деревень. Меня украли, когда я спала, заткнули рот и потащили к своим подземельям. Мой жених бросился в погоню за эрлахами, но стаи гиен, которых они выпускают для охраны своих границ, не дали догнать нас. Я видела, как лошади испугались и остановились. Возможно, в том бою с этими жуткими зверями погибли все, кто пытался спасти меня, – речь и лицо Нийдэ стали еще печальнее после этих воспоминаний.

– Как тебе удалось спастись из Пещеры потерянной души? – продолжал задавать вопросы Дург.

– Я стояла у столба уже третий день, как вдруг из ответвления главной пещеры послышались шаги. Я подумала, что все, мой час настал. Но вместо Харона из темноты вышел человек с большой бородой, лохматый, в оборванной одежде. Он постоянно что-то безумно бормотал. А когда увидел меня, отвязал от столба, схватил, как охапку сена, и закричал: «О, Харон, приди и соедини меня с этой прекрасной девой!». Мне удалось вырваться из его объятий, и я побежала. После двух дней в пещере мне уже не страшны были все ее прелести. Я бежала без оглядки. Когда выбежала из пещеры, оказалась в незнакомой степи. Брела по ней два дня и две ночи, пока не упала от истощения. Очнулась в повозке какого-то старика, когда уже подъезжали к рынку рабов. Тот хозяин шатра, у которого я работала в услужении, купил меня дешевле, чем можно было купить барана, так плохо я выглядела, – после этих слов девушка заплакала.

Горячие слезы капали на руки Максимилиана. Он не понимал языка, на котором говорила Нийдэ. Лишь по интонациям можно было понять, что рассказ ее очень печален. Иногда Дург между своими вопросами девушке переводил, что она говорила.

– Не плачь, малышка, мы не дадим тебя в обиду, все уже позади, – решился заговорить Максимилиан.

После этого он крепко сжал девушку в своих объятиях и тихо проговорил ей на ушко, хоть она этого и не поняла: «Я теперь тебя никуда не отпущу и никому не отдам».

– Выходит, Нийдэ, что у тебя есть все основания ненавидеть эрлахов? – продолжил свой расспрос Дург.

– Да, мой господин, я ненавижу их всем сердцем, – сквозь слезы ответила девушка.

– Но тогда есть серьезные подозрения, что это ты перерезала ночью глотки тем трем эрлахам в шатре, из-за чего мы чуть было не лишились голов.

– Я очень хотела это сделать, господин, и уже решилась, взяла нож для разделки мяса, но кто-то опередил меня. Я не убивала этих вонючих подземельников. А если бы убила, то призналась бы в этом. Мы, эссийцы, честный и благородный народ, мы не способны на такие подлости, о которых вы подумали, – дерзко вздернув вверх подбородок, произнесла Нийдэ.

«Неужели герцог Нильберд оставил своих людей в столице Арханкизии, чтобы подставить нас? – мелькнула мысль у Дурга. – Хотя с таким же успехом лазутчики могли перерезать глотки и нам с Максимилианом, но их задача была именно подставить нас. На мое убийство король обязан был бы выставить претензию шаху. А вот если я буду уличен в тяжком преступлении, то претензия короля будет несостоятельной. Значит, те, кто разыграл этот спектакль, не хотят обострения отношений Ледонии с Арханкизией. Их задача – убрать меня со сцены. Инквизитор будет стараться всеми способами не дать мне настигнуть королеву с Нильбердом. Они где-то здесь. Надо опередить Хилакиуса. Тогда козыри будут у меня в руках».

С этими раздумьями Дург первым въехал в лирнийские горы.

Невысокие часто посаженные остроконечные холмы, высотой чуть выше всадника верхом на лошади, оказались труднопреодолимой преградой. Никакой дорогой здесь и не пахло. Не было ни одного плоского участка. Все четыре лошадиные ноги находились в разных плоскостях, отчего продвижение было не только медленным, но и чрезвычайно дерганным.

Дург дал команду спешиться. Так стали двигаться немного быстрее. Но все равно такая дорога была сплошным мучением. Разве что Максимилиан, держа за руку Нийдэ, был сейчас счастлив в любой обстановке.

Дург не выдержал, вскарабкался на вершину ближайшей так называемой горы глянуть, когда это все закончится.

Впереди, шагах в ста пятидесяти, уже начинались степи Думы.

– Ну вот и славно, – произнес Дург и развернулся, чтобы спуститься.

Вдруг верхушки гор взметнулись высоко в небо, а сам он еле удержался на носочках на краю глубокой пропасти.

– Ну вот, началось, не успели проскочить, – выругался Дург, глядя на оставшихся в глубине ущелья Максимилиана с Нийдэ и лошадьми.

Махнув им рукой продолжать движение, сам пошел по верху.

Вскоре Дург скрылся из вида. Максимилиан крепче сжал руку Нийдэ и, озираясь по сторонам, повел ее по утоптанной дороге, которая, петляя и извиваясь, шла через горы. До этого даже с высоты человеческого роста дорога была трудно различима, а с лошади ее вообще не было видно. Сейчас смешные, с точки зрения обычного человека, горы превратились в зловещие, пугающие своей мощью остроконечные пики.

– Сеньору Дургу, наверное, сейчас намного труднее идти, чем нам, – сказал Максимилиан, посмотрев на свою спутницу. С момента расставания с Дургом они не произнесли ни слова. И сейчас надо было как-то разрядить обстановку.

– Главное, нам не заходить ни в какие пещеры, правда? – произнес рыжий, глядя в глаза девушке, тем самым успокаивая не столько ее, сколько самого себя. Нийдэ все равно ничего не поняла. После этого они более бодрым шагом двинулись вперед.

Обогнув очередной выступ скалы, Максимилиан увидел зияющий черной дырой вход в пещеру. Сердце слегка екнуло. Он отвернулся. Темнота пещеры одновременно пугала и манила. В любой темноте может скрываться опасность, а в этой темноте скрываются кровожадные гномы со своими острыми лопатками. Возможно, сейчас они наблюдают из мрака за двумя путниками в надежде, что те зайдут в их обиталище.

Манила же пещера Максимилиана тем, что была надежда, что гномов рядом нет, а сокровища вот тут, рядом. Как бы он хотел заиметь сейчас немного золота. Для человека, прожившего всю жизнь в нищете, это давало возможность выкупить любимую девушку и жениться на ней, снять достойное жилье, хорошо питаться и одеваться. Он посмотрел на Нийдэ. Она шла, потупив взор, ведя лошадь Дурга. Если бы не вторая лошадь, сейчас взять бы ее опять к себе в седло, обнять, прижать покрепче. Безразличие к себе девушки Максимилиан объяснял для себя ее природной скромностью и осознанием своего статуса рабыни. Он был твердо уверен, что после того, как они поженятся и Нийде обретет свободу, она раскрепостится, и у них будет дружная крепкая семья.