Михаил Савинов - Белый Кремень

– Мэнгитен! Мэнгитен! – закричали они, потрясая вёслами. – Чёрно-Белый! Домой! Домой!

Энке сразу вспомнил своё недавнее видение. Вот он, бог Моря, бог сэйдов, тот, кого они зовут на помощь в бою! К вящему восторгу воинов, Чёрно-Белый снова выпрыгнул из воды, теперь с другого борта. И снова обрушился в волны, подняв тучу брызг.

– Веди нас! Веди! – кричали сэйды.

Бог скользил теперь вблизи лодки, разрезая воду чёрным плавником. Вот он вздохнул, пустив столбик пара, и исчез с поверхности моря, чтобы вынырнуть в некотором отдалении.

– За ним! За ним!

Предводитель налёг на весло, и лодка чуть повернулась, подставив волне заострённую корму.

Энке искренне захотел умереть. Никаких духов леса больше нет рядом. Даже этот хомяк остался там, на берегу. Никто не придёт на помощь. Он, Энке, во власти этого чёрно-белого существа и его свирепых детей, которые от века несли всем Племенам смерть и рабство. Его участь – сгинуть на чужбине Островов. Отец говорил – ни один из пленённых сэйдами не смог вернуться назад, и уж конечно, не потому, что не хотел…

Энке скукожился на дне лодки и забылся – провалился в странное состояние между сном и явью. Он слышал голоса сэйдов где-то далеко над собой, и ещё ему послышалось, что в глубине свёртка кто-то тихонько вздыхает. Перед глазами плясали бредовые видения. Ему мерещилось море с угольно-чёрными волнами, из волн показывали зубастые головы причудливые плавучие твари и бледные голые рыбы с женскими лицами. И над всеми этими волнами и чудовищами, оглашая солёный воздух пронзительным хохотом, мчался вперёд жёлтый дух рвоты.

Энке очнулся от забытья на рассвете. Качки больше не было. Дух болезни вышел, оставив на память тупую боль в животе.

Вместо предводителя на корме сидел один из старших воинов, а ещё двое лениво подгребали, опуская острые весла то с одного, то с другого борта. Остальные спали, завернувшись в шкуры. Такую же шкуру – со сторнным кольчатым ворсом – Энке обнаружил на себе.

Он удивился такой заботе врагов, но, подумав немного, понял, что вызвана эта забота вовсе не добрыми чувствами. Он, вероячтно, должен быть выменян, а всё, что предназначено для обмена, должно выглядеть хорошо. Кому нужен простуженный раб, от которого никакого толку?

Хотя голову ещё ломило, к пленнику понемногу возвращались обычные человеческие желания и ощущения. Есть пока не хотелось, но сильную жажду Энке уже чувствовал.

Волна ласково плескала под днищем. Энке приподнялся и выглянул в мир. И сразу же увидел близкий берег.

Этот берег был совсем не похож на тот, который они покинули вчера.

Лодка шла вдоль скалистого обрыва. У подножия серой скалы просматривалась полоса жёлтого песка. А вверху, на обрыве, росли кедры, каждый из которых казался куда выше самой скалы.

Энке видел кедр один или два раза в жизни. Почему-то это дерево не любит равнинную землю тавальдов и тайверов. Но и этот единственный раз Энке запомнил – потому что виденный им тогда кедр превосходил любое из деревьев Леса.

Здесь же, в своей вотчине, кедры были много выше. Красноватые, удивительно прямые стволы уходили под самые облака. Ясно, почему Великий Кедр – именно кедр, а не осина или берёза. Какому ещё дереву под силу прорасти из нижнего мира в небеса богов, да ещё нанизав на себя землю людей и зверей, со всеми её лесами, горами, реками и Морем?! И ещё Энке наконец понял, из какого дерева сделаны боевые лодки сэйдов.

Вот они, Острова, то место, откуда никто не возвращается! Как непохожи они на равнинные леса тавальдов! Серая, голая, неприятная скала, покрытая трещинами, выбоинами, пятнами лишайников, казалась бесконечной. И всё же… всё же на этой скале были кедры. Энке откинулся на спину – только так можно было увидеть вершины огромных деревьев. Маленькие белые облака скользили, казалось, прямо между тёмно-зелёными лезвиями…

Птичий крик стоял вокруг. Энке легко отличил вчерашних больших морских чаек. К хриплым голосам примешивался задорный писк – вокруг сновали небольшие чёрные птички с жёлтыми хохолками и большими красными клювами. Покрикивали визгливыми голосами, а одна даже села на нос лодки. В красном ключе была зажата крошечная рыбка. Птичка заглотила рыбку, визгнула по-своему, и тотчас же унеслась прочь.

Воины зашевелились, сели, моргая глазами.

– О, кепе ! —сказал молодой.

– Хорошо нас принесло, – проговорил предводитель и бросил взгляд на невысокое, недавно вынырнувшее из Моря солнце. – Должны успеть по большой воде дойти.

– Смотри-ка! – сказал один из воинов, показывая на береговые кедры. – Кэйо!

Все, включая Энке посмотрели туда, куда показывал сэйд. Вдоль берега, неспешно взмахивая крыльями, тянул в поисках утренней дани огромный морской орёл.

Сэйды заулыбались – они были дома, а орёл, должно быть, считался хорошим знаком.

Через некоторое время полосатая скала слева оборвалась, открывая проход в округлое озерцо, похожее на заводи Пограничной реки, только побольше. Проход был не шире ста шагов, и за ним скала вновь вырастала из воды и уходила дальше.

На берегу прохода, у самого уреза воды сидел мальчишка лет десяти с длиной удочкой в руках. Едва завидя лодку, он вскочил с места и пронзительно завопил. Звук дважды отразился от скал, казалось – кричит сам остров. Затем маленький сэйд, бросив удочку, бросился бежать по берегу в глубину заводи, только пятки сверкали.

Один из воинов опять прошёл в нос, опять наступил на Энке. Посмотрел в воду, махнул рукой. Пленник увидел, как изменился цвет воды из-за близости каменистого дна. Сэйды-гребцы налегли, лодка проскочила пролив, и оказалась в закрытой лагуне. Под днищем вновь потемнело – лагуна была глубокая.

– Клеамат, – сказал предводитель и улыбнулся.

Уютные песчаные берега лагуны поросли невысоким сосняком. Из песка кое-где торчали те же щербатые скалы, как на морской стороне острова, только пониже. На одной стороне бухты берег поднимался отлого, там открывалось устье маленькой текучей речки, а дальше и выше были видны желтоватые кровли жилищ за высоким частоколом. Должно быть, это и был Клеамат.

Туда, в устье речки, предводитель и направил лодку. Несколько сильных взмахов вёсел – и под днищем зашуршал мелкий песок берега. Энке увидел другие лодки, вытащенные на песок – одну большую, раскрашенную, и три маленькие узкие долблёнки, похожие на лодки тавальдов, но более изящно вырезанные. Селение островитян окружал невысокий частокол с подъёмной воротницей, под которую с визгом поднырнул маленький часовой. Внутри слышался гул голосов.