Михаил Савинов - Белый Кремень

Энке догадывался, что от этих семерых «неназываемых» претерпел не он один. Слишком уж легко воины отказались от продолжения своего похода в тавальдский лес. У них уже было кое-что, и это кое-что было весьма ценно. Даже мужчины-клеаматцы – а уж воинам не пристало шумно выражать чувства! – нестройным хором сказали «ууу!!!».

Первое, что бросалось в глаза – куча рыжих кусков янтаря, того богатства, которое, как слышал Энке, водится только на далёком взморье ренонов, да и то не везде. Его добычей занимаются особые ловцы, и вероятно, именно таких ловцов и ограбили эти сэйды. Гладкие бляшки из такого же янтаря уже сверкали на одежде многих жительниц селения, но разве бывает для девушки слишком много украшений?

Правда, из этих кусков ещё только предстояло делать всякие нашивки и фигурки. Но это ничуть не снижало ценность сокровища в глазах клеаматских сэйдов. Девчонки с упоением рылись в куче рыжих обломков, то и дело бросая умильные взгляды на отцов и братьев. Жёны-матери вели себя сдержаннее, но тоже ненавязчиво теребили воинов, заглядывая в суровые лица. Мужчины, чья слава измеряется в том числе и украшениями их жён и дочерей, сдержанно кивали головами, а некоторые уже послали домой младших детей – принести для обмена меховые одеяла.

– Вот, – сказал предводитель, извлекая нечто из кучи янтаря. – Кому достанется?

Это был длинный нож, вырезанный с большим изяществом из оленьего рога. Обоюдоострый клинок был по краю усажен тонкими острыми пластинками тонкого кремня. Эти каменные лезвия были подогнаны одно к другому настолько плотно, что режущий край становился единой линией без малейшей щербинки. Рукоять ножа была вырезана в виде фигуры Цетау, Хозяйки Луны, матери и покровительницы всех героев, а ножны отделаны иглами ежа.

При виде сокровища сэйды загудели и защёлкали языками. Кто-то выкрикнул сзади:

– Сразу четыре одеяла даю!

В первом ряду воин постарше немедленно прибавил ещё одно одеяло. Но тут сын вождя разлепил тонкие губы и высоким, почти писклявым голосом произнёс:

– Мне! Пять одеял дадим! – и вопросительно посмотрел на отца.

Атангва болезненно дёрнул щекой, но потом едва заметно кивнул Энакалиму. Тот улыбнулся и передал нож вождю.

По толпе клеаматцев пронёсся ропот разочарования.

«А не любят же тебя, жирный!» – подумал Энке.

Толстый сынок протянул было руку за ножом, но Атангва сурово посмотрел на него и сказал что-то короткое. Парень отдёрнул руку и слегка покраснел.

Из кучи янтаря выволокли ещё какую-то вещь, снова поднялся шум и торг пошёл своим чередом. Энке стало скучно. Стоять было неудобно, солнце уже вышло в середину неба и ощутимо жгло. И в этот миг пленник ощутил на себе внимательный взгляд.

Перед ним стоял высокий мужчина в замшевой рубахе и ноговицах. Замша его одежды была обычная, оленья, а не тонкая жёлтая, как у большинства островитян. От солнца, морской соли и долгой носки одежда выцвела и приобрела почти белый цвет. Правую щёку сэйда пересекал извилистый светлый шрам, резко выделявшийся на загорелой коже.

На вид этому жителю Клеамата можно было дать примерно столько же лет, сколько и предводителю того маленького отряда, который захватил в плен Энке. Многочисленные мелкие морщинки на лице островитянина, седые пряди в тёмных волосах ясно указывали на возраст. Но предводитель выглядел пожившим и усталым – в его взгляде не было задора, и он, помнится, говорил тогда, в лодке – «Я стар… Мне хватит…». Этот же глядел на мир весело, с живым любопытством.

Ещё более разительно было отличие мужчины в белом от вождя и его сынка. Грузный вождь двигался неспешно, говорил медленно, словно нехотя. Казалось, он даже моргает неохотно, только по необходимости, чтобы освежить подсохший тусклый глаз. А этот сэйд был поджарым, сухим, двигался легко и быстро. Если бы Энке обратил на него внимание раньше, то смог бы заметить, что на берег мужчина в белой замше прибежал одним из первых, покрывая расстояние длинными прыжками.

Сейчас худощавый воин – а по его манере двигаться было ясно, что это именно воин, сильный и ловкий – стоял прямо перед Энке и внимательно разглядывал пленника. Вид у гордого тавальда, которому, как известно, не бывать рабом, был неказистый – волосы спутаны, босые ноги в царапинах после бега по лесам и лугам, рубашка из косульей кожи прорезана на животе и показывает тощее пустое брюхо. Энке не мог видеть себя со стороны и не знал, что лицо его после морского перехода имеет нездоровый бледный цвет с зеленоватым отливом.

Сэйд поймал взгляд пленника.

Энке не отвёл глаз. Чего ему бояться, хуже уже не будет.

Сэйд согнал с лица лёгкую улыбку и поглядел уже более сурово. Такой взгляд взрослого человека способен без слов остановить шалости заигравшихся детей – если, конечно, взрослый уверен в своей силе и власти.

Энке смотрел на воина неотрывно и непреклонно. Во-первых, ему не раз случалось играть в гляделки – и с отцом, и с мальчишками, пока он ещё жил в селении Лососьего рода. А во-вторых – получите, враги!

Внезапно лицо воина сделалось страшным. Тёмные глаза вспыхнули, губы сжались. Энке увидел перед собой лютого убийцу, не знающего пощады. Это лицо было гораздо страшнее тех бешеных глаз молодого сэйда, разрезавшего ему рубаху.

Однако, каким бы страшным не казался сейчас этот чужой воин, лицо его было не страшнее морды хищной свиньи, вонзающей в тело отца Энке длинные желтые клыки. И юноша показал врагу язык и презрительно фыркнул.

«Будь храбр! – не раз говорил отец и, чтобы эти слова не оставались лёгким сотрясением воздуха, добавлял: – Покажи врагу готовность умереть – и умирать не придётся!»

Вот тебе твои гляделки, сэйд. Фррр!

Страшная маска исчезла в мгновение ока. Сэйд расхохотался и хлопнул себя руками по бёдрам.

– А отдайте мне этого! – неожиданно сказал человек со шрамом, указывая на Энке.

Главарь сэйдов, пленивших юношу, бросил вопросительный взгляд на вождя, потом на своих, потом на пленника. Должно быть, такой поворот дела не входил в его замыслы – он предназначал свою добычу предводителю клеаматцев.

– Хич мой, – хмуро и словно нехотя произнёс вождь. – Семь одеял за него дам, как и обещал!

Воин со шрамом покачал головой, но потом лукаво сощурился и сказал:

– Я дам десять!

При этих словах воины Энакалима негромко ухнули от удивления и жадности. Глаза их загорелись, они выжидательно смотрели на предводителя. Тот пока не знал, что сказать, и взгляд его ничего не выражал, кроме недоумения.

Вождь тяжело засопел. Смуглое лицо стало менять цвет на ещё более тёмный – он злился.

Воин в белой замше смело смотрел Атангве прямо в лицо. У Энке захватило дух – вот она, сила ву ! Ему случалось пару раз видеть подобные сцены между его отцом и вождём Уэнунтом, и сейчас пленник поймал себя на желании победы для этого воина со шрамом. Он словно видел перед собой отца и Уэнунта, и сейчас ему хотелось, чтобы воин в белом победил.