Михаил Савинов - Белый Кремень

– Как это – «верховного»? – перебил Энке.

– Обыкновенно. В Стране Дубов есть вождь, который главнее всех прочих.

– Но ведь вожди всех родов равны, разве у ренонов не так?

– У ренонов многое не так, – сказал хомяк. – Вожди и у них равны, и всё же Стацупин из них – самый богатый и самый сильный по числу воинов, поэтому многие признают его превосходство и подчиняются его решениям. И вот Энакалим со своими парнями напал на сборщиков, пятерых они убили и обобрали дочиста, а двум удалось уйти. Тут захватили они янтарь и по паре хороших ножей и наконечников, но им было нужно другое – Энакалим знал, что Атангва с прошлого года остался без рабов, и готов дорого дать за хича на летний праздник…

Энке ощутил противное посасывание где-то внутри. До летнего праздника оставались считанные дни. Сам он не умел его точно вычислять, так что праздник мог настать уже завтра.

– Бежать надо! – негромко произнёс он.

– Возможно. Но послушай дальше. Там был тот, со шрамом, который хотел перекупить тебя.

– Теанаркут! – вспомнил Энке имя воина.

– Да. Он снова предложил Атангве выкупить тебя, внеся тридцать одеял в три приёма. Выступил он с таким предложением как раз тогда, когда Энакалим рассказывал, что ты строптив, и с этим были затруднения.

«Знай наших!» – самодовольно подумал Энке.

– Атангва снова отказался. Он сказал так: «Думаешь, я не знаю, что ты хочешь освободить его и воспитывать вместо сына? Нет, хич мой, а что до его дурного нрава, так я расстанусь с рабом при всём народе на День Большого солнца». Многие нашли, что это была не самая лучшая из его речей.

Юноша вздрогнул. Недаром воин со шрамом показался ему похожим на его отца! Похожим не лицом, а внутренней силой, которую Энке ясно умел различать в людях – потому что пример такой силы всегда был перед глазами. У этого сэйда есть чему поучиться. И кто знает, может быть…

Энке мотнул головой. Нет, нет и нет! Только бегство! Да и не получается ничего у этого Теанаркута.

– Я там у дверей послушал разговор гостей, – добил его Грызущий. – Сын Теанаркута разбился пять лет назад в лодке на прибрежных камнях.

Энке не успел до конца осмыслить эту новость – из-за угла дома вышла Туссету.

– С кем это ты тут болтаешь? – весело спросила она и бросила пленнику меховое одеяло. – С собакой?

Грызущий в мгновение ока скрылся в складке шкуры. Впрочем, в сумерках хомяк и так не бросался в глаза.

– Я… нет… – начал отвечать Энке, но Туссету уже скрылась за другим углом – лёгкая, быстрая в движениях, каждый шаг – как движение танца.

– Ту… – только и успел сказать пленник. Ему очень захотелось что-нибудь сказать красавице, но что именно – он не успел придумать.

Энке подтянул к себе одеяло и вздохнул.

– Оо! – протянул хомяк. – Да ты, никак, жену вождя захотел!

Энке ощутил жар на лице и понял, что сейчас оно сделалось красным.

– Молчи, хомяк, я…

– Знаю, знаю! – перебил Грызущий. – Что и говорить, то, что ты ел хомяков, пусть и с большой голодухи, не делает тебе чести! Но младшая и впрямь хороша на ваш людской вкус, так что если тебя не убьют в ближайшие пару дней, займись-ка ей, а то девчонке нелегко приходится! Видел эту старую ведьму?

– Видел… – пробормотал Энке.

– Её зовут Ога. Местные говорят, ведьма она настоящая, из тех чёрных ведьм , которые призывают на помощь нижних духов. – И хомяк, до сих пор говоривший вполне спокойно, вдруг злобно прошипел: – Ненавижу таких!

– Ведьм или духов? – не понял юноша.

– Всех! А, ладно, ну их…

Хомяк с мрачным урчанием принялся скрести себя за ухом задней лапой.

– Плешь протрёшь! —сказал Энке. – Кстати, а этот здоровяк – тоже раб?

Хомяк перестал скрестись и встряхнулся.

– Не, он работник, запродался вождю за долги. Семьи нет, бобылём живёт и сердится на весь мир за свою плохую долю. Да ну его, дурня, поговорим лучше о девчонке, она того стоит!

Энке молчал. Сколько же всего успел узнать этот странный зверь, шмыгая под ногами сэйдов!

Грызущий, не дождавшись ответа, продолжил:

– Кажется, её родичи продали её Атангве не от хорошей жизни. Старый пузан, вероятно, хочет от неё ребёнка, более удачного, чем то рыхлое туловище, которое зовётся его сыном. Маме-ведьме это поперёк. Проклятая карга не даёт младшей прохода, положение у бедняжки хуже рабства. Соберёшься бежать – подумай о ней!

– Да… да ведь я с ней даже ни одного слова не сказал!

– Это никогда не поздно сделать! – назидательным тоном сказал грызун. – А теперь ложись-ка спать, кто знает, что завтра будет!

С этими словами хомяк скрылся в темноте.

Делать было нечего, и Энке завернулся в одеяло. Травяной сок, которым он натёр лицо и руки от комаров перед выходом на рыбалку, давно смыло морской волной, и теперь насекомые начинали досаждать. Юноша тщательно закрыл голову шкурой и заснул. Ему приснилась мать, она сидела у маленького очага хабагана , шила рубаху из оленьей замши и тихонечко пела, сам он тоже был у этого очага, лежал на старой, вытертой шкуре лося и наслаждался теплом. А потом в хабаган вошла Туссету. Она взяла его за руку и вывела наружу, и сразу стало холодно и неуютно.

Энке проснулся. Оказалось, что во сне он выкатился из одеяла, и теперь его нещадно кусали комары. Он вновь завернулся с головой и заснул до утра, теперь уже безо всяких сновидений.

Ночью погода переменилась. Откуда-то натащило тяжёлых облаков, и утро следующего дня выдалось туманным и холодным.

Энке проснулся от звука голосов сэйдов. Говорили Атангва, Энакалим и ещё кто-то. Можно было разобрать, что гости собрались в путь домой.

– Туман, – сказал вождь. – Побудь ещё.

Но Энакалим не захотел остаться. Какие-то важные дела ждали его в родной стороне. Сэйды, пленившие Энке, простились с вождём и пошли вниз, к берегу. Каждый из них тащил большую связку меховых одеял.

В шкуре, которую вечером принесла Туссету, было тепло и сухо. Вылезать не хотелось, да этого пока никто и не требовал. Он завернулся поплотнее и задремал.

Когда Энке снова открыл глаза, облака уже разошлись, и солнце стояло высоко. Туман улетучился, воздух прогрелся, в селении кипела жизнь. Воротница была поднята, женщины деловито сновали под ней к берегу и назад со шкурами и горшками, а дети – те бегали просто так, с криком, размахивая палками и маленькими луками.

Атангва стоял перед дверями своего жилища и смотрел вперёд, на деревню. Энке видел широкую спину вождя, обтянутую замшевой рубахой, и навершие священного жезла, лежащего на плече Атангвы. Со стороны казалось, будто тучный старик собирался почесать этим жезлом загривок.

Энке уже совершенно проснулся, но твёрдо решил не двигаться с места без крайней нужды. Он украдкой огляделся – не было видно ни хомяка, ни плошек с едой и водой. Юноша прикрыл веки и стал внимательно следить за происходящим.