Михаил Савинов - Белый Кремень

Но на стороне вождя было своё преимущество. Он не отвёл взгляда, надулся ещё сильнее и хрипло проговорил:

– Не тебе со мной торговаться, Теанаркут, хоть ты и получил подтверждение в пяти общинах! Двадцать одеял даю!

Вероятно, это был серьёзный удар. Уэнунт в своё время раздал, по слухам, двенадцать одеял за изгнание отца Энке, и эти двенадцать одеял считались большим сокровищем в Лососьем роду. А уж чтобы разом отдать двадцать – у кого из тавальдов бывало подобное богатство?

Вокруг стало тихо. Даже девчонки и дети, с упоением копавшиеся в куче янтаря, затихли и отодвинулись в задние ряды.

Теанаркут – теперь Энке знал, как зовут воина в белом – не отступил ни на шаг. Лицо его стало серьёзным, он больше не улыбался. Воин оглянулся назад – за ним стояли несколько мужчин. Он что-то спросил у них, те закивали головами. Лёгкая тень улыбки вернулась на обезображенное лицо.

– Двадцать пять! – задорно воскликнул сэйд.

Вождь густо побагровел. Налившееся кровью лицо рыкнуло:

– В долги полез? Больше меня хочешь быть? Попробуй!

С этими словами тучный вождь стащил с себя роскошный дзинуканский плащ и размашистым движением швырнул его в лодку Энакалима. Толпа на берегу хором выдохнула.

– Двадцать пять одеял и вот это! – сказал Атангва, обернулся к могучему мужчине, который всё это время стоял у него за спиной и скомандовал: – А ты веди раба в дом!

Большой сэйд повиновался. Разрезал верёвки на ногах Энке, положил на плечо пленника тяжёлую руку и подтолкнул в сторону селения.

– Перебирай ногами!

Пленник побрёл к воротнице, поначалу слегка спотыкаясь. По мере приближения к частоколу Энке всё меньше ощущал резкий, надоевший запах моря. Из селения тянуло дымом, струганым деревом и жареной рыбой.

Жилища клеаматских сэйдов были больше и выше, чем постройки тавальдов Лососьего рода. Стены их набирались из врытых в землю жердей, а высокие кровли сэйды делали из огромных желтоватых шкур каких-то морских зверей. Посреди селения стоял высоченный столб с резными изображениями священных предков. Предки были все как один пучеглазые и зубастые, знакомые Энке звери и птицы в них не угадывались, кроме длинноклювого Отца Ворона. Ворон, Создатель всего, был, как и подобает, вырезан в самом низу столба.

Невдалеке от священного столба стоял ещё один столб, поменьше и без резьбы – просто гладкое кривоватое дерево без коры и ветвей, покрытое сверху донизу бурыми пятнами. Не надо было иметь мудрость Великой Змеи, чтобы догадаться, для чего предназначен этот столб.

Мужчина подвёл Энке к одному из жилищ. К стене дома был пристроен навес из жердей, крытый камышом.

– Спать будешь здесь! – буркнул здоровяк, ткнув пальцем в некое лежбище из старых шкур, устроенное под навесом. – Отхожее место – там! – махнул куда-то за дом. – Попробуешь бежать – задушу.

Повернулся и пошёл прочь, не оборачиваясь.

Энке наконец-то остался один. Одиночество, впрочем, было кажущимся – жители Клеамата понемногу возвращались с берега в селение. Энакалим и его воины шагали рядом с вождём Атангвой – должно быть, тот позвал их в гости. Но рядом с ним теперь никого не было, руки и ноги его были свободны, и он с удовольствием начал их растирать и разминать.

И в этот миг Энке увидел хомяка.

Зверь вылез откуда-то из кустов малины, росших в изобилии под частоколом, и потрусил под навес. Там он уселся в шаге от пленника и принялся деловито умываться.

Неужели тот самый? Или просто какой-то местный – но такой же крупный? Не с чего дикому хомяку идти к жилищу людей – правда, может здешние хомяки другие?

Энке подумал о духах, но подумал и про другое. Сейчас, когда напряжение несколько схлынуло, он ощутил жестокий голод. Жирный хомяк сидел рядом и умывался. Энке, конечно, не собирался его ловить и есть, но невольно бросил на зверя оценивающий взгляд. Ведь совсем несъедобных существ в мире леса не так уж и много. Конечно, защитный запах лесного хомяка отвратителен. Страшнее него в этом смысле только прыгучая вонявка, от той и свинья бежит. Но если сразу вырезать гадкие железы, которые у хомяка под хвостом, зверёк вполне вкусен… И пленник снова бросил взгляд на нового соседа.

Хомяк перестал умываться и тоже посмотрел на Энке.

– Даже не думай! – внезапно промолвил грызун на языке Лососьего рода.

Конечно, звери и птицы говорят, но обычно всё же на своём языке. Этот язык можно понимать, и многие из шаманов умеют это. Но то шаманы, на то им и даны способности, знания и духи-помощники. Дар понимания зверей и птиц случается и у туджигинов . Был в Лососьем роду один такой малахольный парень, лет на шесть старше Энке. Он вечно слонялся по селению и что-то бормотал себе под нос. Бывало, его посещали видения по ночам, и тогда парень страшно кричал, а изо рта у него шла желтая пена. Думали, что он станет шаманом, но не случилось – примерно в возрасте Испытания он в очередной раз увидел нечто, закричал, бросился бежать и утонул в реке. Тело его нашли через пару дней, и шаман велел его сжечь, и ещё сказал, что парень был схвачен , поскольку бежал не так быстро, как надо было. Энке был мал тогда, и сильно испугался всего этого. Более же всего он боялся, что и ему начнёт являться какая-нибудь нежить – например, белые покойники , или мокрые девушки . Но время шло, Энке рос без всяких чудачеств, как любой мальчишка его племени, и с годами забыл о своих страхах. Он, конечно, увидел раз или два древесных духов – а кто их не видел? Нельзя жить в лесу и ни разу не увидеть древесного духа. И потом, древесные духи совсем не страшные…

Сейчас Энке испугался почти до стука зубов, совсем как тогда, в детстве, при виде пены на бледных губах туджигина . Неужели и с ним началось? Смотрит на рисованного зверя – и видит чужих воинов, а теперь ещё и хомяк заговорил…

Конечно, из таких вот туджигинов с видениями нередко получаются настоящие шаманы и пророки, которые изгоняют плохих духов и правильно предсказывают будущее. Но Энке никогда не хотел быть шаманом, он хотел быть героем.

Вот и что ему сейчас делать? Отвратить нечистое рукой и заклинанием? Самому заговорить со зверем? А если заговорить – то о чём? О чём вообще могут говорить человек и хомяк, не о погоде же, и не о том, в какой заводи лучше клюёт лещ! Правда, этот хомяк скорее свой, чем чужой, и всё же…

Энке воровато махнул правой рукой под левую и оглянулся по сторонам. Селение заполнялось народом, но до него по-прежнему никому не было дела.