Эдуард Береснев - Остров. Дорога за смертью

Все чаще он больше бодрствовал, а засыпал лишь в вечернее время и по собственному желанию. Теперь ему не казалось, что сон насильно уводит его за собой в мир грез, а появляется лишь тогда, когда он его призывает.

Кхана стала появляться все чаще, но оставалась все такой же немногословной. Она лишь спрашивала, как он себя чувствует и иногда интересовалась о том, вспомнил ли он что-то, хотя по ее глазам и читалось, что ответ ей и так известен.

Он засыпал под вечер, на охапке свежих листьев, которые стала менять его молчаливая незнакомка, а утром, когда первые лучи солнца, пробивались сквозь крохотные оконца, просыпался нежно укутанный, невесомым покрывалом из земли, которое моментально осыпалось с него, стоило ему лишь открыть глаза.

– Как ты сегодня себя чувствуешь? – раздался неожиданно из-за его спины голос Кханы.

– Просто великолепно! – он потянулся, чувствуя невероятный прилив сил – Я готов совершенно ко всему.

– Ну уж так и готов? – она улыбнулась и стала у стены напротив него – Ты все еще очень слаб и если тело твое окрепло, то душа нуждается в выздоровлении.

– Душа? – он вопросительно посмотрел на нее.

– Что ты сейчас можешь? – задала Кхана неожиданный вопрос – Что ты чувствуешь вокруг себя? Не отвечай, я знаю, то, что ты подсознательно давишь в себе все эти дни, ту пустоту, которая не дает тебе спокойно заснуть и не покидает тебя после того, как ты проснешься. Твоя душа крепко спит и нам надо разбудить ее.

– Для чего? – он спросил лишь для вида. Все его мысли были заняты этой пустотой, о которой упоминала Кхана. Он пытался и все не мог заполнить ее, не смотря на все усилия. Что-то все еще оставалось для него непонятным.

– Ты должен вернуть силы, которые сейчас не подвластны тебе.

– О каких силах ты говоришь? – он непроизвольно привстал на локтях и уставился на женщину, которая на его глазах просачивалась через плотную стену, исчезая из вида – Зачем я должен их вернуть?

– Чтобы не дать нам тебя убить!

Сказав это Кхана исчезла из вида, пройдя сквозь стену, которая в мгновение ока, стала прежней. Все такой же твердой и уходящей вверх, непроходимой преградой.

Он быстро вскочил с места и бросился к стене, у которой только что стояла Кхана, но уперся лишь в твердую землю, не давшую погрузить в себя руки, как бы сильно он не давил. Побродив вокруг своего лежака и осматривая каждый сантиметр комнаты он в который раз убедился, что вокруг, кроме крошечных окон у самого верха, нет больше ни одного входа или выхода, как бы сильно и умело они не были запрятаны. Попытки подпрыгнуть и ухватиться за край окна, чтобы посмотреть, что находится снаружи, так же не увенчались успехом. Оно словно бы смеясь, поднималось еще выше, как раз в тот момент, когда его пальцы уже были готовы за него ухватиться.

Стены вокруг странным образом принимали в себя все, что бы он в них не бросил. Непонятно почему, но в них утопали и комья земли из-под ног и чаша с водой, которая стояла у изголовья, и ворох высохших листьев исчезал так же без остатка. Но стоило ему приблизится к ним и попытаться протиснуться самому, как на его пути вставал, как ему казалось, настоящий камень. Такой же твердый и неприступный.

Спустя какое-то время он обессиленно уселся на землю и опустил руки. Причин тому было много, но главная из них была той, что в комнате не осталось ничего, что он мог еще бросить в ненавистную стену остававшеюся все такой же непреодолимой, поэтому он закрыл глаза и попытался весь обратиться в слух.

Снаружи, как и раньше не доносилось ничего особенного. Все так же где-то совсем близко шумел маленький ручеек, вода которого ударяясь о мелкие камушки играла свою причудливую мелодию, так не похожую на все остальные. Горел огонь. Он не слышал его, но чувствовал, что от него идет незримое тепло, которое словно, сладким нектаром вливается в него, согревая и придавая сил. Были слышны чьи-то голоса, но о чем они говорили, он разобрать так и не мог, этому постоянно мешало пение птиц, которое единственное, не прекращалось даже на мгновение. Они верещали постоянно. Каждый день и тем более ночь он слышал их верещание, поначалу даже нравившееся ему, но теперь мешавшее сосредоточиться на чем-то одном.

– Долго еще будешь сидеть? – раздался над его ухом знакомый голос, от чего он непроизвольно отскочил вперед, а руки сами по себе сделали необычное движение, которое так и застыло незакончено перед удовлетворенным лицом Кханы.

Она быстро подошла к нему и внимательно его осмотрела.

– Тело готово вспомнить, – проговорила она уверенно – но вот душа, спотыкается и не хочет идти ему на помощь.

– Что готово вспомнить тело? – непонимающе спросил он, так же, как и Кхана глядя на свои руки, которые, как ему показалось, еще минуту назад жили своей собственной жизнью.

– Все, что ты когда-то знал и умел, – ответила Кхана обходя и осматривая его со всех сторон – твое тело помнит. И помнит, я хочу тебе сказать, оно не мало.

Она взяла его руку в свои и слегка изменила наклон кисти, отчего, ладонь превратилась в маленькую преграду, отгородившую его от того места, на котором он только что сидел.

– Вот видишь, – она посмотрела ему в глаза – если бы сила все еще была в тебе, то сейчас там бы образовалась стена огня, не позволившая никому причинить тебе вред. Но сейчас – она вздохнула и убрала свои руки – сейчас все твои попытки тщетны.

– Кто я? – спросил он, вслед за Кханой убирая за спину свои руки, чтобы та ненароком не увидела в них легкую дрожь.

– Ты сам должен найти ответ на свой вопрос. – улыбнулась она, после чего протянула ему маленькую бутылочку из зеленой глины, горлышко которой было закупорено свернутым пучком трав – Это сок дерева Текама, мы даем его нашим детям, чтобы они увидели свою сильную сторону. Он покажет тебе твою душу, ты только сумей ее увидеть.

После этих слов она покинула комнату так же, как и в прошлый раз. Просто просочившись сквозь стену, но уже в другом месте. Земля, из которой она состояла просто беззвучно сомкнулась за ее спиной, оставив на себе сеточку мелких морщинок, истончающихся прямо на глазах.

Он еще какое-то время смотрел на маленькую бутылочку в своих руках, после чего решительно ее откупорил и выпил все ее содержимое залпом.

Некоторое время не происходило ничего необычного. Все оставалось таким же естественным, как и до этого момента, за одним, но. Он стоял и смотрел на свое тело, которое в нерешительности оглядывалось вокруг, со стороны.

Комната наполнилась ревущим ветром, трепавшим его волосы и поднимающем с земли завесы пыли, закручивая их в воронку, уносящуюся высоко вверх, где начинало разгораться пламя. Стены исчезли, как и все вокруг. Он превратился в этот ветер. Он стал им и чувствовал его силу, его мощь, его власть. Воронка становилась все больше, вбирая в себя без остатка, все, что попадалось у нее на пути. Земля вырывалась огромными комьями и разбивалась в мелкую крошку, придавая стенам вихря необычный окрас. Откуда-то в него попала и вода, которая аккуратно вплеталась в ветер, образуя с ним единый, причудливый узор. С верха, по всему этому великолепию, которое кружилось в диком танце, стал медленно стекать огонь, превратившись, в сжигающую все на своем пути змею, которая шипя и высовывая длинный язык, прокладывала себе путь, не заботясь о том, что появившееся на нем препятствие станет непреодолимым.