Вадим Волобуев - Кащеево царство

– Эти русичи, по правде сказать, докучают и мне. Слушай же. Среди пришельцев есть человек, которому не по нраву деяния его товарищей. Он умён и сметлив, но увы, не имеет власти. А лебединая душа его, уже познавшая радость истины, ныне трепещет в руках русского шамана. Иди же вниз, во владения моего брата Куль-отыра: там, среди духов предков, встретишь ты человека, мучающего непокорного лебедя. Это – русский пам, что усмиряет душу своего земляка. Освободи гордую птицу, выпусти её в синее небо, и судьба новгородцев будет решена. Но берегись Ящера, что заглатывает солнце. Это чудовище ныне склонилось под ярмом русского бога. Тебе предстоит сразиться с ним, чтобы добраться до новгородского пама. Готов ли ты к такой битве?

– Я готов ко всему, что поможет мне спасти Югру, – пылко ответил сокол.

– Я рада слышать это, мой верный слуга. Однако тебе не справиться в одиночку. Я отправлю с тобой духов: ервов и мяндашей, а с ними – охотника Перу. Они сумеют освободить Ящера от узды, которую накинул на него Крестос. Но помни: ты должен спешить, ибо вскоре я рожу дочь, которая одарит страну теплом. Если успеешь ты освободить лебедя до моих родов, Югра будет спасена. Если же нет – земля, истерзанная Войпелем и Омолем, покорится Крестосу.

– Я всё понял, богиня. Скоро ты узришь меня в ореоле победы, а белый лебедь будет парить в небесах, славя югорских богов.

Сокол оттолкнулся от запястья богини и, обратившись в гагару, ринулся вниз, к земле, прямиком во владения повелителя страны мёртвых. Пробив облачную завесу, он стрелой полетел к верхушкам заметённого белыми хлопьями урмана. Опустился на крону сосны, превратился в длиннохвостого горностая и, цепляясь коготками за обледеневшую кору, сбежал по мшистому стволу на снег. Перекувырнулся на кочке, став огромным лосем, и пошёл, покачивая рогами, сквозь оцепеневший от холода лес, мимо тёмных с выщербинами валунов и поникшего лозняка к застывшей реке. Рядом шмыгали зайцы, перепархивали с ветки на ветку глухари, ползли, таясь за кустами голубики, волки. Кулькатли знал: всё это – духи, посланные богиней. Их присутствие ободряло его и придавало сил в преддверии схватки с Ящером. Громадный зверь мог запросто слопать его, и тогда пам навсегда останется в промозглых и мрачных владениях Куль-отыра. Ему, верному слуге Зарини, такая судьба была нестерпима. Ведь он – поборник добра, защитник людей от тёмных сил. Ему ли покоряться господину мрака и холода? Ему ли стать орудием свирепого демона?

С шумом ломая рогами ветки, лось вышел к реке, присел на колени и обернулся медведем. Приблизился к вросшему в землю валуну, раскачал его и, заревев от натуги, поднял над головой. Волки, зайцы и глухари, оставшись за деревьями, пытливо смотрели на него, ждали, что будет дальше. Медведь взревел и бросил камень на лёд. Лёд треснул, но не сломался, образовав большую выемку, в которой и застрял валун. Хозяин леса осторожно приблизился к нему, взобрался наверх и принялся прыгать, громко ухая и ворча. Лёдяная корка долго не поддавалась, наконец, захрустела и, пустив длинные трещины, освободила камень, который, булькнув, ушёл под воду. Медведь рухнул вниз, но туша его застряла в проруби, и он, коротко рыкнув, превратился в серебристую ряпушку.

В реке пама ждали новые превращения. Ещё не доплыв до дна, он обернулся остроносым рыжим осетром с гребнем вдоль спины, а уже внизу, почти коснувшись плавниками ила, стал большой пятнистой щукой. Хищница зарылась пастью в мелкий песок и принялась яростно раскапывать его, уходя всё глубже и глубже, пока совсем не пропала из виду.

Наконец Кулькатли добрался до нижнего мира. Он узрел ледяные столбы и каменные лабиринты, ощутил пещерную гниль и слизь, капавшую сверху, услышал неумолчный шорох тысяч пауков и мокриц, ползавших по мёрзлой земле. Из боковых нор выпрыгивали крысы: они хватали насекомых когтистыми лапками, жадно поедали их, а потом шмыгали обратно в свои логова. Над головой нависали гранитные своды скал, по которым бегали скорпионы и ящерицы. Откуда-то доносились хлюпающие звуки – это дышала ядовитыми газами трясина.

Кулькатли сотворил заклинание против духов болезни и холода, и уверенно двинулся вперёд, меж уродливых земляных выростов, смахивающих на обгорелые деревья, и мимо бездонных ям, из которых вырывались горячие гейзеры. Шаман знал, что слуги Куль-отыра следят за ним. Знал он и то, что Крестос готов к бою. Но пам верил в силу своей правды и не сомневался в мощи своих богов. Он должен был победить, ведь здесь – его земля. Здесь жили его предки и будут жить потомки. Справедливость на его стороне. А там уж будь что будет.

Он шёл меж странных звуков и подозрительных теней, вдыхал мерзкие запахи и ёжился от студёного ветра. Он осязал нестерпимый жар, исходивший от земли, и дрожал от холода, источаемого стенами. Всё вокруг было враждебно человеку и странно для него.

Издали по всей округе раскатился рёв Ящера. Это был даже не рёв, а какой-то мучительный стон, от которого выгибалась земля и тряслись ледяные колонны. «Не ходи, не ходи, – нашёптывал кто-то на ухо паму. – Погибнешь».

– Ну уж нет, – упрямо отвечал шаман. – Я получу то, за чем пришёл.

– Идолопоклонник, – шипели голоса. – Дьявольский прихвостень.

– Я служу своим богам, и других мне не надобно.

– Ты будешь гореть в геенне огненной.

– Заговор охранит меня.

– Суеверием подменяешь ты веру. Нет тебе прощения.

Кулькатли стало жутко от этих голосов. Что за странные слова звучали в них? «Кто-то хочет наслать на меня порчу», – решил он и вновь принялся твердить заклинания против демонов.

А в русском стане неистовствовал отец Иванко.

– Отрекись от скверны! – голосил он, нависнув над несчастным Моиславом. – Отступись от лукавого.

Попович извивался и хрипел, не в силах выдавить из себя ни слова. Глаза его бешено вращались, лоб покрылся испариной. А священник не унимался.

– Истинно вижу – свили в тебе гнездо злые силы. Думали провести слугу Божьего, да обманулись. Обнаружил себя сатана, не смог долго высидеть.

– Уйди, уйди, – задыхаясь, проговорил Моислав. – Не могу больше…

– Слышу глас князя тьмы! Уже он показал лик свой…

Воевода не выдержал, поднялся с места.

– Довольно, батюшка, – сердито сказал он. – Перестань терзать человека.

– Некрепок ты оказался, Ядрей, – укорил его священник. – Мягкотел. А здесь потребна беспощадность. Ежели не я, то кто вызволит несчастного из оков ложноверия?

– Хворый он. Не видишь разве? От болезни не оклемался ещё… Оставь его.

– Ты кому соболезнуешь?! Ты дьяволу соболезнуешь?! Он ведь, дьявол-то, ещё не на такие уловки горазд. Не искушай меня, воевода, иначе, вот те крест, и за тебя примусь.