Сергей Деркач - Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу

– Тоже мне, знахарка, – проворчала женщина себе под нос. – Неук, одни хлопцы в голове, толкуешь ей, толкуешь, а оно все без толку. В одно ухо влетит, через другое вылетит, вот и вся наука. Летуна от птаха отличить не могет.

Я вздрогнул. Похоже, расшифровали меня с полураза. И что теперь?

– Ты, сокол, не печалься ни об чем, – успокоила меня врачевательница, заканчивая перевязку. – Знаю, с чем к нам пожаловал, воевода все обсказал, он самолично про тебя справлялся. Вот, грамотку принес, дабы, коли в силах будешь, снес ее, кому надобно. Ну-кась, поднимайся.

Я трепыхнулся, осторожно стал на обе лапы, потоптался. Рана побаливала, но терпимо. Боль постепенно отпускала, даже когда вес тела переносил на раненую конечность. Вот вам и древние знахарство, господа дипломированные врачи! Получше наших пилюль будет перевязочка-то! Мой клюв уловил запах каких-то трав, масла или жира животных, не могу разобрать точнее.

– Ну и ладно, – женщина улыбнулась, погладила меня по холке. Руки у нее приятные, ласковые, но сильные. – Вижу, лететь сможешь, аль нет?

Я тряхнул головой, расправил крылья. Короткий сон восстановил утраченные силы. Или это Прасковья чего-то нахимичила? А-а, не важно.

– Погодь, погодь, не сори пером, – знахарка взяла меня себе подмышку, как курицу какую-то, понесла мимо раненых, которые лежали везде: и на лавках, и на столе, и на полу. – На воздух выйдем.

Воздух был насыщен дымом, пеплом, кровью, огнем, смертью. А еще я почувствовал напряженность в пространстве, словно одна сила пыталась подчинить себе другую, а та, в свою очередь, упрямо не хотела сдаваться. И упрямство это было таким упорным, что вызывало удивление, а, в некоторой степени, даже страх и уважение, порождающее еще большее стремление покорить, уничтожить непокорных.

– Вот, теперича можно и гуторить, – Прасковья присела на лавочку, поставила меня рядом.

– Гляди-ка, – послышалось из окна. Два бородатых пожилых мужичонка смотрели на нас большими глазами. – Никак с птахой языком человечьим молвит.

– Вот правду женка моя вещала: ведьма она, – сказал один.

– Все бабы ведьмы, – закивал второй. – Эта хоть душевная.

– А ну, делом займитесь, дармоеды! – грозно приказала Прасковья, улыбаясь тайком. – Не то шкалика к ужину не узрите, пропойцы, аки ух своих.

Мужиков как ветром сдуло.

– Ишь, небо оземь разобьется, а энтим абы вина наливали – все нипочем, – проговорила Прасковья, смахивая улыбку со своего лица. – Давай-ка, сокол, грамотку прилажу, дабы не мешала оная в дороге.

– Ты уж прости, птаха, да воевода велел не мешкать, – продолжала она говорить, занимаясь мной. – Коль крылья в ладу, да лететь спроможен, то и в путь тебе надобно незамедлительно. Баял Авдей, что от твого проворства люд козельский зело зависит. Солнце высоко стоит, а дело спешное, видать. Токмо слушай да внимай словесам моим. Никому не ведомо, кто ты есть на деле, потому вертаться будешь ходом тайным, никому неведомым. Там муж не пройдет, и ребенок не пройдет, ибо то не ход – нора лисья. Иначе никак, извиняй. И поспешай. Татары, видать, узрели, что не прост ты, посланец, потому небом путь заказан. Токмо как идти будешь, зри в оба глаза. Лисам война в подмогу, не до них ныне, а ествы в округе менее стало, потому они птицу нашу пуще прежнего воруют. Гляди, как бы в пути не приветили тебя лесные проказницы. Ну, все уразумел? Идем, что ли?

Прасковья подхватила меня на руки, крикнула помощнице, что скоро вернется, и быстрым шагом поспешила по улице к стене городской.

Не знаю, как это у нее получилось, только внимания на меня почти не обращали. Кто-то иногда здоровался с ведуньей, кто-то что-то спрашивал про родных. Прасковья отвечала коротко, давая понять всем своим видом, что занята.

У стены суета была еще та. Воины метались, перебегали с места на место. Кто-то подносил боеприпасы, кто-то под огнем противника заделывал бреши в стене, кто-то раненых оттаскивал в безопасное место. Подростки собирали каменные ядра для пращ, женщины делали перевязки, подносили кто воду, кто еду.

Кто-то снова окликнул знахарку. Та махнула рукой, отнесла меня под самую стену, туда, где находился стык башни и стены, указала пальцем в угол, засыпанный каким-то хламом, а сама поспешила на зов.

Я поторопился убраться в указанном направлении, чтобы меня банально не затоптали ногами. Добравшись до угла, осмотрелся. Ага, вот оно что. На первый взгляд, пробраться к кладке было нереально, но так только казалось. Вблизи же оказалось, что хитрые лисы проделали лазейку в этой свалке. Что ж, пора перевоплощаться. Я еще раз переступил с лапы на лапу, проверяя, в порядке ли конечность. Побаливает, конечно, но вполне терпимо. Пора.

Хорошо все же иногда быть маленьким. На тебя не обращают внимания, можно укрыться в таком месте, где никому даже и в голову не взбредет искать. Вот только нужно сдерживаться при перевоплощении, чтобы не выдать себя ни стоном, ни звуком. Хоть вокруг шум стоит еще тот, но береженого, как говориться, Бог бережет.

Едва перья сменились серебристо-черной шубой, мое обоняние многократно усилилось. Я чувствовал все разнообразие запахов, связанных с массовыми смертями, а еще запах курятины, гусей, от которого у меня даже слюнки потекли.

Секунда – и я оказался в полной темноте. Позади остались шум и суета. Теперь я должен был довериться своему носу, мозгу и инстинктам. А что мне подсказывают эти помощники? Нора пока пуста. Крота и десяток червей в расчет не берем. Выход, несомненно, есть, потому как потянуло слабеньким сквознячком с наружи, а нос сумел идентифицировать едва уловимый запах дыма, конского навоза, чего-то кисломолочного, возможно, кумыса. Ну, чего застыл, Леня? Шевели, шевели лапами, не то замерзнешь.

Я быстро, но осторожно поспешил по узкой норе. Здесь можно было только ползти, но ползти быстро. Так, крот, а ну, вали отсюда. Да не буду я тебя есть, дался ты мне. Фу, обгадился. Все, не шипи, подожду, подожду, иди уже в свою нору. Противный какой крот попался. Нужно осторожно миновать это место, а то потом долго отмываться придется.

Лапа начала побаливать сильнее. Да уж, нагрузка не шуточная. Я-то думал, что назад придется больше крыльями работать, а тут такая оказия. Ничего, до выхода не так уж и далеко, вот, искра яркая появилась впереди, да сквознячок усилился. Я бы не назвал его свежим, от татарского войска тянуло еще тем амбре. Посмотрел бы я на вас, если бы вы провели в походах хотя бы год, а они, похоже, рождались и умирали в седле.

Вот он, выход. Мне еще повезло, что полз я днем. Ночью, возможно, пришлось бы драться с хозяевами лаза. Чужак, как-никак.

Я залег в нескольких сантиметрах от выхода. Нужно отдышаться, отдохнуть, осмотреться. Я пощупал лапой шею. Порядок, послание на месте. Что там у нас по курсу?