Павел Примаченко - Оглашенная

«Ананас проклятый». – Хотела выбросить, но у входа заметила нищенку. Старушка крестилась и всех вокруг благодарила.

– Ешь, бабуля, – шлепнула в протянутую руку «колючую шишку».

– Спаси Господь тебя и твоих деточек. Дай тебе Бог, хорошеньких и здоровеньких, – прошепелявила старушка. – Счастья тебе и твоему мужу.

«И она туда же. Что б ты, старая, подавилась», – беззлобно посетовала Мохова.

«Когда же я рожу? Скорей бы. – Ни о чем другом Лена думать не могла. – Другие семимесячных рожают, а у меня все по графику. Почему я такая невезучая. Будьте прокляты и Мишка, и Дениска, и все мужики – козлы похотливые. Скину и до конца жизни не подпущу ни единого на сто километров».

С работы уволилась.

– Эх, такое место, – сокрушались девочки.

– Разве это место? – Возразила Лена, – Вот стюардесса – это да! Всегда в полете.

– Как муха в самолете, съязвила конопатая Сонька. – Гляди, не пролети, как фанера над Парижем.

Лена промолчала, хотя внутри все кипело. «Наверно догадались. Ничего, подруга, посмотрим, кто из нас пролетит? Я скину и махну с экипажем за океан, а ты здесь заглохнешь до конца жизни».

Больше всех Мудакхерович сокрушался, – Ах, Лен, Лен, какой хороший биль продавец, лучший цветок наша палатка. Пилёхо станет, заходи, всегда поможем, – тянул он, хитро оглядывая ее.

На улицу не выходила. Матери приказала на все звонки отвечать: «Уехала в Питер, на курсы стюардесс». Болтала только с Мишей. Сообщила ему, что скоро поедет в турпоездку по «Золотому кольцу».

К отъезду в роддом подготовилась заранее. Собрала все необходимое. Спортивный костюм, свитер, две ночнушки, белье, кассеты с плеером, банки ананасового компота, журналы. Получилась здоровенная сумка.

Вместо модельных сапог на высоком каблуке, мать купила полный отпад. Войлочное недоразумение – «прощай, молодость». Лена категорически отказалась даже мерить их.

Звонил отец. Пришлось врать, выкручиваться. – Спасибо, папочка, все путем, но, представляешь, собралась на медкомиссию, поскользнулась и ногу сломала. Теперь в гипсе месяца на два.

– Надо же, – расстроился он, но уверенно, пьяненьким голосом ободрил. – Запомни, дочка, Моховы не горят, не тонут и мягко приземляются. Поправляйся, я все улажу.

Трубку выхватила Нюфара и запричитала.

– Перепелочка, куколка ты наша. Какая-то гадина сглазила. Ясно, как Божий день. Чтоб этим глазам ни дна, ни покрышки, всю жизнь на лекарства работать. Клавушке от меня приветик.

Лена поблагодарила, но приветика не передала.

Клавдия Петровна не спала ночами, тревожилась. Не зная, как помочь Лене, однажды, не удержалась и робко спросила. – Что же теперь будет, доченька?

– Пиво холодное будет. – Грубо оборвала ее Лена.

Но потом успокоилась и растолковала, что поедет рожать к Мише. Там и распишутся.

– В Норильск, такую даль, трудно одной, может вместе? – Попыталась образумить ее мать. – Но получила такой отпор, что боялась глаза поднять.

Позже, Лена не раз уговаривала себя, что мама не виновата, что она заботиться о ней, переживает, но ничего не получалось. Услышав, что мать вернулась из школы, закипала необъяснимой злостью.

Чем ближе подходило время родов, тем сильнее одолевали «поганые» мысли. В памяти всплывали разные слухи: «Не разродилась, ребенка спасли, а ее нет. Не смогли сделать кесарево. Разрывы, положение тяжелое».

Раньше она никогда не вникала в эти разговоры. А сейчас страхи, как настырные мухи, лезли в голову.

Наконец, не выдержала, связалась с Игнатовой, сказала, что боится и хочет в роддом. Врач, не расспрашивая, согласилась и попросила ждать у телефона.

Через минуту Лена сняла трубку и услышала спокойный приятный голос.

– Елена Мохова? Я – Виктор Веселов, шофер из роддома. Через полчаса буду у вас.

– Хорошо. – Облегченно вздохнула.

В указанное время в дверь позвонили.

На пороге стоял высокий, крепкий, красивый парень лет двадцати пяти в черной кожаной куртке и такой же кепочке с коротким козырьком и ушками. Он принес с собой запах холодного воздуха, табака, машины и дорогого одеколона.

Лена, волнуясь, оделась, обулась. Вышла из квартиры, закрыла замок. И только на лестнице вспомнила о сумке. Снова начала возиться с ключами. Вернулась в дом. Окинула взглядом комнату. На самое видное место положила записку для мамы. Подхватила вещи.

Виктор забрал сумку. Помог спуститься вниз.

На улице было безлюдно.

Возле подъезда стояли Жигули синего цвета.

Расположившись на заднем сидении, она расслабилась, но в голову вдруг стукнуло: «Вернуться с дороги – плохая примета».

– Котов, к телефону. Москва, женский голос, – заглянув в комнату, многозначительно сообщила администратор гостиницы.

Михаил юлил бритвой по щекам. Услышав новость, рванулся к двери. Резко звякнула вилка, вылетев из розетки.

– Ого, – воскликнул второй пилот.

– Любовь, – протянул бортмеханик. – Пропал наш штурман.

– Хватит болтать, – сухо оборвал командир экипажа. – И прошу – не опаздывать, – добавил он, выходя из номера. А в вестибюле участливо кивнул Михаилу, мол, не торопись, успеешь.

– Лёнчик, – стараясь скрыть волнение, закричал Котов в трубку, – как путешествуем?

– Миша, это Клавдия Петровна, Леночкина мама. Как она долетела? В такую даль самолетом, в ее положении.

– Не понял, – растерялся Михаил. – Куда долетела? Какое положение? Она же в турпоездке, по «Золотому кольцу».

– Вчера к вам вылетела, вы ее встретили? Ей ведь вот-вот рожать.

– Как рожать? – Заорал Михаил так, что дежурная вздрогнула.

– Обыкновенно.

Прошли ребята из экипажа. Бортмеханик постучал по часам и погрозил пальцем.

– Каким рейсом вылетела?

– Не знаю. Я вернулась из школы, на столе записка: «Мамочка, улетела к Мише, в Норильск. Целую, Лена».

– Не волнуйтесь, все выясню.

Михаил набрал справочную порта. – Девочки, это внуковские, командировочные. Посмотрите вчерашний пассажирский борт из Москвы. Мохова Елена была? Мо-хо-ва.

– Секундочку. Мохонин, Мохоркин. Моховой нет.

– Спасибо, – машинально ответил Михаил и взглянул на дежурную. – Если меня будет искать девушка. Высокая, ну, такая… – Он вскинул подбородок, раздвинул плечи. – Вы ее в нашем номере устроите? Я вернусь и все улажу.

– Нет проблем, – заверила та.

– Как дела? – Встретил у трапа бортмеханик.

– Нормально, – буркнул штурман.

– А ты, Мишка, совсем заговорился. Одна щека – бритая, а другая – несжатая полоска.

– Не беда, долетим.

В воздухе он запросил норильский аэропорт, потом Внуково. Ни вчера, ни сегодня Моховой Елены Федоровны среди пассажиров не значилось.

– Замену ждать не могу, должен лететь в Москву, – твердо заявил он.