Павел Примаченко - Экспресс «Россия»

После этого бабу Ганю зауважали даже в тресте. Ходили слухи, будто она во время войны состояла резидентом советской разведки, «завалила большого Фрица и выкрала важные документы». А «буряки» – легенда. И вообще она Роза Дитрих, немка, коммунистка и бегло говорит по-немецки, французски и английски.

Как бы там ни было, но ее «парадный спинджак» вызывал удивление, восхищение и легкий шок у членов любой комиссии. Чернушка же намекал на «резидента» и покровительство высоких инстанций. Все это давало положительные результаты. Поэтому праздничный наряд бабы Гани был у нее всегда наготове.

– Нагрянут министерские, никакие ордена не помогут, – запереживала Антонида Захаровна, – и что за характер у меня. Знаю, все на кухне тютелька в тютельку, а душа не на месте. Вор – тот и в ус не дует, а честный человек всегда беспокоится.

– Вы преувеличиваете, – Морозова серьезно глянула на шеф-повара. – Я почти всю жизнь отъездила директором ресторана и никогда не боялась. Кого честному человеку бояться?

– Вам честной легко быть, – вставила Юлька, – не детей, не плетей. А попробуй, покрутись, когда на шее целая орава. И самой охота хорошо поесть и одеться.

– Тронулись, – крикнул кто-то.

Все замерли и подняли ноги. Примета такая. Пока вагон не минует перрон, надо сидеть молча, не касаясь ногами пола. Иначе торговли в дороге не будет.

Антонида Захаровна, кажется, дышать перестала, а директор застыл и не притрагивался к сигарете, пока в окнах не замелькали, переплетаясь, рельсы, светофоры, склады.

В разгар обеда в ресторане, благоухая «Красной Москвой», появился начальник поезда Юрий Антонович Незлобный в кителе, фуражке с белым чехлом, светлой рубашке под черный галстук-«гудок» на резиночке и в белых перчатках. Толстые, обвислые щеки – выбриты до синевы. Мужчина он был представительный, широкий в плечах, грузный. Пришел на железную дорогу после службы в армии, демобилизовавшись в звании полковника. Любил дисциплину и порядок, но по натуре был человек мягкий. Обращались к нему уважительно, но просто, – Антоныч. А за глаза величали Генералом.

Юрий Антонович жестом поздоровался и произнес. – Сидите, товарищи, отдыхайте.

Директор пружиной подскочив к нему, пригласил за стол, но тот, подняв собольи брови, вежливо поблагодарил и двинулся к выходу, продолжая обход.

Генерал после отправления состава лично знакомился с обстановкой на местах, выслушивал недовольных пассажиров, «накручивал хвост» нерадивым проводникам. Юрий Антонович любил повторять, что «любой пассажир – от рабочего до министра – есть альфа и омега нашей службы, смысл нашей работы».

За Антонычем, поддерживая начальство под локоть, семенил электрик Андрей – молодой, рослый, стройный, плечистый парень с гривой волос соломенного цвета, небольшим крутым лбом, капризным ртом, слегка вздернутым носом и плотным подбородком с ямочкой. Прозвали его Куклой. Причиной была не смазливая внешность, а ловкость рук, умение «всучить «куклу» лоху». Электрик он был некудышний, но со всеми ладил. – Не терплю я эту мерзость – отвертки, ключи, молотки. Руки от них грубеют, – говорил он, разминая пальцами кусочек воска, чтобы «кожа не теряла чувствительность». Настоящая его «работа» начиналась во Владивостоке, где он покупал и продавал валюту.

Хлопнули двери ресторана. Чернушка взглянул на часы. – Хватит отдыхать. За работу, товарищи. И попрошу не путать государственный план и свой карман. Трудимся по принципу – суп отдельно, мухи отдельно.

Антонида Захаровна, Володя и баба Ганя потянулись на кухню. Юлька на обслуживание зала встала, Николай с корзиной товара поплелся по вагонам. Морозова быстро убрала посуду в мойку. А у Василия работа начнется после закрытия ресторана, поздно вечером он станет «ночным директором».

Василий решил спрятать водку. Две бутылки пристроил под кучей мусора в топке котла. Летом ее не разводили. Еще две – в умывальнике. Остальные отнес в купе. В тамбуре подмел пол, повесил на дверь жестяную банку из под консервов. Народ после ресторана повалит в тамбур – курить.

– Вот и примета, глядя в окно на густые заросли елок и дачные домики, – с радостью подумал он, – не сбылась. – Но тут же встревожился, – значит, все впереди. Хорошо бы по мелочи, – мелькнуло с надеждой.

Показалось шоссе, переезд. У шлагбаума вереницей застыли машины. Полотно дороги изогнулось, и, на фоне огромного гаснущего солнца, возник «хвост» экспресса. Состав загрохотал по мосту, а речушка под ним оказалась крохотная, как ручеек. На берегу пятеро мальчишек гоняли мяч, а двое сидели у костра и что-то жарили на прутиках.

Рыбаки замерли с длинными удилищами. – На кого такие снасти нацелили? Здесь кроме мелюзги ничего не водится, – Клоков представил, как пойдет в отпуск, как поедет с семьей на Оку с ночевкой. – Погода еще постоит, улов будет, что надо. Судаки не судаки, а щучки не уйдут. А может жерех попадется. Разведем костерчик. Вокруг сизая мгла, вдали мерцает бакен на фарватере. Жена прижалась, озябла. Мишутка с любопытством наблюдает за пламенем. Сашка подбрасывает ветки. Отблески огня падают на Матильду, а они с Валюшкой, обнявшись, тихо поют: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина. Головой склоняясь до самого тына».

За спиной то и дело хлопали двери. – Пассажиры в ресторан ринулись – единственную достопримечательность в составе, – рассуждал Василий. – Может Ларису навестить? Не виделись несколько дней. Поссорились. В последнее время это случалось нередко. Слишком прилипчивая стала. В поезде ведь от людей ничего не скроешь. Я женат, она замужем. А береженого Бог бережет. Но в душе чувствовал – не сплетен он боялся. Пришла в бригаду новая проводница – Настена.

В составе много симпатичных женщин, но никто не задевал его, все казались одинаковыми, а Настена – особенная. Одевается строго, но красиво. Поражает в ней светлая, тугая коса ниже пояса, толщиной с руку. Так и хочется погладить ее и прижаться щекой. Говорит быстро, с легкой картавинкой, словно ребенок набегавшийся. Сама румяная, глаза небольшие, но блестят ярко. Никак не мог Василий найти подход к ней. Встретившись, терялся и спрашивал, как дела, много ли свободных мест, когда в отпуск. Но в мечтах вел себя намного смелее. – Приглашу ее во Владивостоке на пляж. И представлял, как возьмут они лодку, заплывут далеко, далеко, откуда берег покажется узкой полоской, а люди и дома маленькими, игрушечными. Он налегает на весла, мускулы на руках и груди наливаются. Настена склонилась и чертит пальчиком по зеленовато-темной глади. Слабый ветерок дышит легким запахом йода и удивительной свежестью. Синее небо с редкими пятнышками облаков. Яркое, но не жгучее солнце, чайки. И вот Настена лежит у него на груди, слышно, как стучат их сердца. А дальше…