Валентина Батманова - Деревня, хранимая Богом

Когда началась война, Семен ушел на фронт и впервые же дни войны погиб. Ольга, не привыкшая работать, стала пить, избивать детей. Непонятно, почему она такой стала. То ли с горя, что муж погиб, то ли от безысходности.

– Ты, уважаемый, не знаешь, какие были тогда времена, – вздохнул дед Иван. – Война, голод. Под ногами валялись ячменные колоски, а трогать их нельзя. Умирай с голоду, но домой брать ничего не моги. Милиция лютовала по-зверски. Обыскивала женщин, возвращающихся с полей. Снимали с них почти всю одежду. Многие, чтобы избежать обыска, возвращались домой огородами, пролезая через заросли крапивы и колючего будяка.

А Ольга набрала полное ведро колосков и пошла по дороге, не прячась. Разумеется, угодила прямо в руки участкового милиционера. Разговор в то время был коротким. Ее с ведром колосков усадили в кузов полуторки – и в район. Дальше – десять лет лагерей за кражу государственного имущества. А детей на другой же день отправили в приют. Больше о них никому ничего не известно.

Из лагерей Ольга вернулась в свою заброшенную землянку древней старухой. От прежней распутной женщины ничего не осталось. Хромая и сморщенная старуха сразу же занялась лечением, гаданием и еще какими-то делами, которые были ведомы только ей одной. Ходили слухи, что в лагере она познакомилась с одной пожилой женщиной, которую все там называли ведьмой. И вот, якобы, умирая, та передала Ольге свои знания. И ее уже не называли Ольгой, а просто Вакулинчихой.

– Эта колдунья, – подытожил свой рассказ дед Иван, – на девятый день после своей смерти забрала с собой молодого парня, который месяц как вернулся из армии.

– Что ты, дед, городишь? – возмутился приезжий мужчина. – Ну, подумай сам, как она мертвая могла забрать живого крепкого парня?

– Да очень просто, – хлопнул себя по коленям дед Иван. – Взяла, подлая ее душа, и забрала с собой старшего сына местного фермера Мирона Голованя. Ты поспрашивай у деревенских, тебе любой это подтвердит. Тут вот какая история с этим фермером случилась.

После распада совхоза, каждый нарезал себе земли сколько мог обработать. Так вот, Головань нахапал себе столько, что сам не мог обрабатывать всю землю и отдал один участок в аренду корейцам под выращивание лука. И вот странная штука получается. Земля одна и та же, а у корейцев лук и крупнее, и лучше, и не подвергается гниению. И все бы ничего, но с появлением корейцев в деревне стали пропадать собаки. Разумеется, все грешили на арендаторов. Пропала собака и у фермера.

Тут нужно сказать, что это была хотя и обычная собачонка по кличке Шарик, но сын Голованя Петька ее очень любил. Еще до армии принес он в дом щенка, кормил и ухаживал за ним. А когда ушел служить в армию, в каждом письме интересовался, как там его любимец. Служил Петро на границе с Китаем. Два года пролетело быстро. Первым, кто радостно встретил его у калитки, был Шарик. Увидев хозяина, псина так обрадовалась, что со всего размаха запрыгнула солдату на руки.

В тот день Петька вернулся из города и узнал от матери, что умерла Вакулинчиха. А еще мать посетовала на то, что вот уже третий день не видит Шарика.

«Я все понял, мама, – нахмурился Петро. – Это дело рук корейцев. Для них съесть собаку, что для нас молодого кабанчика».

Петька молча оделся в солдатскую гимнастерку, подпоясался солдатским ремнем и пошел к соседским парням, скирдовавшим за сараем солому.

«Ребята, – обратился он к ним, – не хотите составить мне компанию? Нужно навестить наших арендаторов».

«Бутылку поставишь, так мы с удовольствием засвидетельствуем корейцам наше почтение».

Семья корейцев-арендаторов с весны до поздней осени жила в поле в передвижном двадцатитонном контейнере. Ребята обошли вокруг металлического жилища, заглянули вовнутрь. Следов пропавшего Шарика или хотя бы каких-либо улик нигде не было видно. Петька понял, что доказать причастность корейцев к исчезновению собаки вряд ли удастся. Да и полной уверенности в том, что это их рук дело, у бывшего пограничника не было. Быть может, думал он, это происки конкурентов, которые хотят поссорить деревенских с корейцами-арендаторами?

Друзья не солоно хлебавши вернулись в деревню. Проходя мимо поля с уже созревшим луком, один из парней заметил, что его вполне можно убирать.

«Пусть они с нами за Шарика натурой рассчитываются», – хохотнул один из них.

Ребята приметили с какого края поля лучше подобраться к луковым грядкам. Поставили метку и отправились по домам, чтобы с наступлением ночи снова прийти на поле, но уже с мешками. По пути Петька вслух размышлял о том, что от лукового поля до кладбища расстояние почти такое же, как от кладбища до их улицы.

«Если устанем тащить мешки, можно будет отдохнуть на скамейке у могилы Вакулинчихи», – предложил он друзьям. Те согласились.

Поздно ночью подельники отправились на дело – сводить счеты с корейцами. Полная луна освещала знакомую тропинку, поэтому они без труда нашли метку и заползли на поле. Земля была мягкой, лук выдергивался без особого труда. За каких-то полчаса ребята наполнили свои мешки, крепко увязали их длинными веревками, взвалили поклажу на плечи и двинулись в обратный путь. Поравнявшись с кладбищем, Петька предложил друзьям сделать привал.

«Спина совсем затекла», – обосновал он свое предложение.

Парни побросали свои мешки на землю, присели на лавочку и достали сигареты. Могила Вакулинчихи находилась за оградой кладбища почти у самой дороги. Местный плотник, тот, что открывал двери в землянку Ольги, вкопал в землю два бревна, а сверху прибил толстую доску. Получилась длинная скамейка. Видя осуждающие взгляды соседей, сказал, что, мол, могила у дороги, любой трактор ее раскатает, а так бревна помешают.

«Посидим, покурим на косточках Вакулинчихи», – с иронией сказал Петька, опуская на землю мешок с луком. Парни на такое высказывание друга ничего не ответили. Молча посидели, выкурили по сигарете и стали собираться идти дальше.

Ребята подхватили свои мешки и быстро зашагали в деревню. Петька попытался поднять свой почти полный мешок, но тот не поддавался. Словно что-то тянуло поклажу к земле. Оказалось, конец веревки, которым был увязан мешок, развязался, и Петька стоял на нем обеими ногами. Парень с силой рванул поклажу с луком на себя, веревка под ногами скользнула, и он со всего размаха с громким криком рухнул на землю. Крик был таким, что, как после рассказывали, в деревне завыли собаки. Ушедшие чуть вперед парни побросали свои мешки и бросились обратно к могиле. Вскоре туда же сбежались чуть ли не все жители деревни. Когда отец Петьки подбежал к месту происшествия, то увидел страшную картину. Его сын в солдатской гимнастерке, подпоясанный солдатским ремнем лежал кверху лицом. На правом виске запекся сгусток крови. На животе лежал мешок с рассыпавшимися вокруг крупными луковицами. Мать Петьки, обливаясь слезами и заламывая руки кверху, причитала: «Господи, какая же ты ненасытная, Вакулинчиха. При жизни делала черные дела и после смерти никак не угомонишься».