Анна Соле - Этрусский браслет

Сейчас Марина шла туда, где были лучшие произведения великого мастера, наиболее яркие, экспрессивные, динамичные, многофигурные. И его самая прекрасная и самая языческая фреска находилась в центре самого маленького и набожного государства планеты – Ватикана.

Он сотворил в Сикстинской капелле два гениальных произведения, и какое из них лучше, не скажет никто.

Спустя час Марина, запрокинув голову, рассматривала потолок Сикстинской капеллы и видела архитектурные карнизы, колонны, поддерживаемые мальчиками, орнамент люнет, вырезанный из камня, мраморные кресла, на которых восседали сивиллы и пророки, и в который раз она не могла поверить, что это все нарисовано. Марина в восхищении всматривалась в безупречно выстроенные композиции: парящего в воздухе Саваофа, возлежащего прекрасного Адама, в сжавшуюся, сгорбленную, уходящую Еву. Она видела испуганные лица людей во время потопа, видела смерть, беззащитных, молящих о помощи детей; опьяненного старого Ноя и его молодых сильных сыновей. Она смотрела на огромные мускулистые руки и сморщенное старое лицо Кумской Сивиллы, на вопрошающий порыв пророка Иезекиля, на красоту Дельфийской сивиллы и задумчивую печаль Иеримии, и, конечно же, на бесподобный, притягивающе – женственный свод ноги Ливийской Сивиллы.

Это сейчас Марина понимала, что великим Микеланджело Буонарроти не упущена ни одна деталь, что им выверено досконально все: расположение фигур, выражения их лиц, позы, наряды, целостность и динамика композиции, цветовые сочетания и пропорции. Это сейчас. А тогда для Микеланджело все было по-другому.

В 1506 году в Рим одна за другой поступали партии мрамора из Каррары. Огромные лодки доставляли мрамор по Тибру, затем рабочие разгружали и перевозили столбы к площади св. Петра.

Шел дождь, палило солнце, а партии все прибывали и прибывали, и вскоре площадь наполовину была завалена глыбами мрамора.

Прохожие посмеивались:

– Ты слышал, этому флорентинцу Буонарроти нечем платить рабочим и лодочникам? Папа отказался выдать ему деньги.

– Подожди, а разве Папа не оплатил ему за мрамор?

– Нет, его святейшество велел выдать флорентинцу лишь задаток. И представляешь, тот бросился в Каррару заготавливать все эти кучи, а потом Папа передумал и сказал, что не выдаст ему больше ни сольди.

Прохожие проходили мимо, а Микеланджело еще предстояло из собственного кармана, вернее, из денег, взятых им в долг, оплатить работу лодочников, каменотесов, рабочих…

Этот мрамор предназначался для гробницы – грандиозной, роскошной, которой предстояло затмить все существующие на тот момент в мире подобные сооружения. Был подписан договор, заплачен задаток, и гений Микеланджело был уже одержим идеей. Буонарроти восемь месяцев провел на каменоломнях в Карраре, заготавливая мрамор, в его голове зрели прекрасные скульптурные композиции, которые были пока перенесены на бумагу в форме эскизов и зарисовок. Уже из камня стали появляться очертания первой скульптуры для гробницы, и Микеланджело радовался, как ребенок, все еще поступающим в Рим новым партиям мрамора и, увы, слишком поздно обратил внимание на переменившееся настроение Юлия II.

Буонарроти умел работать, делать гениальные скульптуры, и ему казалось, что этого достаточно. Он не хотел и не умел льстить, строить козни, плести интриги и нашептывать что-то Папе. Но это с огромным успехом делали другие и, в том числе, завистники его таланта.

Юлия II уже давно не занимала гробница, он увлекся еще более грандиозным замыслом – перестройкой собора Святого Петра по проекту архитектора Браманте, чьи настойчивые советы заставили Его Святейшество изменить свое прежнее решение.

Это был крах Микеланджело – потеряно драгоценное время и деньги, разбиты мечты, растоптаны честолюбивые планы.

Пришлось влезть в долги, чтобы оплатить из своего кармана привезенный мрамор по 50 дукатов золотом за глыбу. И для того, чтобы не была растоптана еще и его гордость, Буонарроти покидает Рим накануне дня закладки первого камня Собора Святого Петра.

Микеланджело уехал в любимую Флоренцию, но Джулиано делла Ровере никогда не стал бы папой, если бы не был так хитер. Он прекрасно понимает, что не стоит разбрасываться выдающимися скульпторами, поэтому держит Микеланджело на коротком поводке: Буонарроти получает новый заказ в Болонье, а спустя почти два года, в 1508 году, Его Святейшество вызывает Микеланджело в Рим и поручает ему расписать потолок Сикстинской капеллы.

Микеланджело 33 года, он полон творческих идей и прекрасно понимает всю змеиную подоплеку расчета Браманте. Дело в том, что Буонарроти занимался фресковой росписью очень давно, еще будучи желторотым юнцом, на посылках у Гирландайо. Он плохо знает эту технику, не любит ее и мечтает только о мраморе, а теперь, против его воли, ему поручили расписать ни много ни мало 600 квадратных метров потолка капеллы, стены которой украшали лучшие художники Италии: Роселли, Боттичелли, Перуджино, Синьорелли и его первый учитель Гирландайо.

Папа непреклонен – Микеланджело должен расписать потолок. А в соседнем зале трудится Рафаэль над «Афинской школой».

Браманте потирает руки…

Это провал? Для любого другого, но только не для Микеланджело.

Микеланджело берет несколько уроков фресковой росписи, приглашает помощников, а потом… стирает начатое, всех прогоняет и работает один. Он отказывается от первоначального замысла об орнаменте и двенадцати фигурах апостолов, доверяет подмастерьям расписывать лишь фон и некоторые архитектурные детали, а сам на высоких лесах, под потолком, на износ, забыв обо всем, работает… 4 года.

Это стихотворение написал сам Микеланджело, когда на его фреске проступила плесень. Тогда он в отчаянии бросился к папе, прося освободить его от этой работы, но папа велел продолжать. Плесень ушла сама, когда помещение как следует просушили, а Буонарроти опять принялся за фреску. И Микеланджело победил.