Светлана Петрова - Узники вдохновения

Лариса приняла ее с распростертыми объятиями:

– Ну, наконец-то ты рассталась с этим ничтожеством!

Момент возвращения был отравлен. Сережа не мог быть ничтожеством уже только потому, что его любила Раушан.

– Мам, успокойся, мы просто поссорились.

– Ты больше к нему не вернешься.

– Не надо решать за меня. У тебя есть что-нибудь выпить? Внутри горит. Неделю у Наташи блюла сухой закон.

Мать молча принесла зеленый «Шартрез» и достала две рюмки. Услыхав голоса, из своего кабинета на кухню вышел Леня. Сказал с иронией:

– Празднуется возвращение блудной дочери?

Лариса вспыхнула, но сдержалась, достала третью рюмку и стукнула ею об стол – присоединяйся.

– От ликера у мужчин развивается импотенция, – возразил Леня и ушел к себе.

Ирина выпалила:

– Мам, я алкоголичка!

Час от часу не легче! Лариса Марковна, не дожидаясь дочери, залпом выпила свою порцию. Столько усилий, денег потрачено на институт! Окончила, вышла замуж в состоятельную семью с известной фамилией! И на тебе! Алкоголичка! Если б знать, никогда не отдала ее в этот дом, пропитанный вином и развратом!

– Выброси глупости из головы! Ты много лет жила среди пьющих людей – и только. Ты сломлена психически. Здесь неподалеку есть платный клуб «12 шагов», походишь, восстановишься. И подаем на развод – надо сжечь все мосты!

Ирина выглядела подавленной, думать не хотелось – думать было больно. Две недели она посещала клуб анонимных алкоголиков и поняла, что никакой зависимости от спиртного у нее нет, а есть жесточайшая тоска, от которой может избавить лишь долгожданный ребенок. Как хорошо, что она собралась родить, это изменит всю ее жизнь!

Сергей обрывал телефон, но Лариса стояла насмерть:

– Оставь мою дочь в покое.

– По случаю, она еще и моя жена.

– В прошлом. Готовься к разводу.

– Не смейте распоряжаться нашими судьбами!

– Ты уже сам распорядился. Четырнадцати лет твоего правления достаточно.

– Хочешь, я поеду, набью ему морду, – петушился маленький Леня, готовый ради жены на неравный бой.

– Спасибо, не надо, – успокоила Лариса Марковна супруга.

Журналист и к падчерице вдруг проникся сочувствием: стоил того объект или нет, но девочка любит нешуточно, и в этом они похожи. Между тем Ирину ломало в переносном и буквальном смысле слова, ее трясла лихорадка, поднялась температура. Несколько раз она порывалась вернуться к мужу, но нашла силы обуздать себя и приняла самостоятельное решение – развод! Она сказала матери то, что осознала только теперь:

– Я превратилась в домашнее животное, которое держат в золотой клетке, кормят и выгуливают. Этот ужас я принимала за счастье и потихонечку сходила с ума. Меня лишили творчества, самоуважения, детей. Но главное в человеке – его «я», и самая красивая ложь не заменит истины. Я больше не хочу жить чужой жизнью и врать себе. Я рожу ребенка и все начну заново.

Лариса Марковна заплакала от переполнявших ее чувств – бедная девочка! А Ирина успокоилась. Она уже разговаривала с будущим сыном, сочиняла ему сказки, мечтала, как нарисует ему прекрасные картины, полные золотого света.

Но случилось непоправимое. «Скорая» умчала ее в больницу с сильными болями внизу живота – беременность оказалась внематочной, операция тяжелой, а депрессия нешуточной. Ирина кожей чувствовала руку провидения, но не могла понять логики происходящего. Если Бог дал жизнь, значит, дал и цель, а что у нее? Сначала был талант, который она похоронила, не сопротивляясь, потом любовь, утопленная в вине, и вот последняя надежда, смысл существования – ребенок, но и здесь вместо радости ее ждало разочарование. Не осталось ничего, полное банкротство! Хотела выброситься из окна, но близкое дыхание пропасти заставило в ужасе отпрянуть. К тому же любимая мамуля, которая дежурила у больничной койки сутками и заснула на стуле от усталости, не перенесла бы ее смерти.

Процедура развода оказалась нудной и отвратительной. Оскорбленный поведением жены, решившей уйти без объяснений, Сергей отказывался отдавать ее личные вещи, а Евгения Леонтьевна подала встречный иск, рассчитывая лишить невестку прав на часть квартиры, поскольку деньги вносил не сын, а Филиппов-старший. То, что долг отцу Сергей вернул, документами не подтверждалось. Ирина в суд идти отказалась, назначив доверенным лицом свою мать, на квартиру не претендовала и только просила вернуть ей хотя бы одежду и шубу – новых вещей купить было не на что. На дворе стоял 1992 год – тяжелое время шоковой терапии, от которой русский народ не оправился до сих пор, а старшее поколение не оправится никогда. Двое упитанных мужчин, младший Гайдар и младший Филиппов, лишили Ирину последнего – нательного белья. Лариса Марковна возмущенно рассказывала дочери, сколько пар колготок и трусиков обсуждалось на очередном заседании суда. Ира плакала. Вещи Сергей так и не отдал, но развод подписал.

На следующий день, когда арбатские жильцы еще лежали в прострации после завершения юридического марафона, судьба Ирины постучалась в дверь. С улыбкой или ухмылкой – кто ж знал заранее?

Неожиданного гостя звали Семен Яковлевич Левин. Молодой, подающий надежды филолог преподавал в МГУ и защитился по американскому писателю Джерому Сэлинджеру. Лет пятнадцать назад его направили в Йельский университет для обмена педагогическим опытом, где в него влюбилась гражданка США и одновременно поступило предложение поработать на кафедре славянской филологии. Тогда эмигрантов из России было мало, и они не вызывали подозрений, тем более евреи, поскольку никто не сомневался, что в СССР свирепствует скрытый антисемитизм.

Семен Левин женился и остался в Штатах насовсем, назвавшись на американский манер Сэмом Левайном и презрев то обстоятельство, что на социалистической родине его объявили предателем интересов народа. С начала 90-х, когда отечество освободилось от коммунистических фетишей, он из заклятого врага превратился в обычного профессора-слависта и поспешил посетить родителей, живших в Воронежской области. До обратного рейса из столицы в Нью-Йорк оставались сутки, их нужно было как-то скоротать, и Сэм вспомнил Леонида Григорьевича Ривкина, который в свое время помогал ему публиковать статьи, необходимые для защиты кандидатской диссертации. С тех пор на почве взаимных интересов они изредка общались, а потом переписывались, испытывая друг к другу приязнь, и теперь американский ученый решил осчастливить старого приятеля дружескими объятиями и бутылкой виски, купленной в московской гостинице «Интурист» на валюту.

– Америка – страна невероятных возможностей, – говорил Сэм, помешивая в стакане с чаем вишневое варенье домашнего приготовления.