Сергей Сахнов - Ужин с волками

Село полностью накрыла зимняя забайкальская ночь. Только четвертушка луны слабо освещает заснеженные улицы да поле за огородами, которое простирается до самой реки. За рекой – глухая тайга. Тишина, и только волчий тоскливый вой вызывает ответный нервный лай у деревенских псов, трусливо поджимающих хвосты в своих будках. Стайка ребятишек 11—12 лет собралась в переулке, ведущем к реке Онон. Сегодня ночью произойдет необычное событие: один из нас, на спор, должен в одиночку добежать на лыжах до реки, а это почти два километра, бросить там гильзу от ружья 16 калибра и вернуться назад. И, как вы понимаете, это был я.

При каждом завывании все зябко поводят плечами и смотрят на меня, струшу ли я в последний момент или нет? Сомнения и страх раздирают меня на части изнутри, но руки сами застегивают крепления лыж, поздно сомневаться, слово дано и назад пути нет. Наконец, все готово, я нервно вздрагиваю от очередного особенно продолжительного завывания и бросаюсь вперед к реке навстречу опасности.

Накатанная, подмороженная 30 градусным морозом лыжня скрипит и поет на все голоса, сильнейшее возбуждение холодит спину и сдавливает виски. Возможно, волки еще далеко, ведь ночь усиливает звуки. Пот струится по моей спине, течет из под теплой шапки и заливает глаза. Пытаюсь рассмотреть малейшее движение впереди у реки, но, пока, Слава Богу, ничего не вижу. Слабую и единственную надежду дает одноствольный обрез 16 калибра и четыре патрона к нему. Возможно, их отпугнет выстрел, а если нет. Это, наверное, будет зависеть от того, насколько голодны они в данный момент. Обрез тяжело бьется на привязи за пазухой моей куртки, река стремительно приближается, волчий вой тоже.

Нервное напряжение достигает предела, до боли хочется повернуть назад к дому, к теплу, к людям, но я должен добежать до берега, иначе позор «на всю вселенную».

Наконец, бросаю гильзу, мельком оглядываю замерзшее русло реки и резко поворачиваю назад к селу. Волчий вой ударяет мне в спину, усиленный многократно моим воображением, ощущение погони за мной настолько реально и осязаемо, что я чувствую хриплое дыхание злобной голодной стаи в нескольких десятках метров за моей спиной.

Нет времени анализировать, что реально, что нет – я не бегу, а лечу. Обрез, плохо закрепленный на груди, летит в сугроб, поднимать некогда, позади смертельная опасность, страх гонит меня вперед с ураганной силой.

Влетаю в переулок, откуда стартовал, проскакиваю мимо моих недоумевающих дружков и сбрасываю лыжи. Через несколько минут я уже в сенцах нашего дома пытаюсь в темноте нащупать ручку входной двери и не могу. Волчий вой разрывает барабанные перепонки, меня бьет нервная дрожь. Наконец, нащупываю ручку и из последних усилий открываю дверь и вваливаюсь домой. Топится большая печь, мама замешивает тесто в квашне и вопросительно смотрит на меня.

– Что случилось?

– Нет, ничего, – выдавливаю я из себя и чувствую, как начинаю всхлипывать. Прохожу за занавеску, где стоит моя кровать, и падаю обессиленный ничком, не раздеваясь. В эту ночь я так и не смог заснуть до самого утра. Мой еще детский мозг, утомленный и взбудораженный ночными событиями постоянно возвращал меня к реке и волкам. Сладкое блаженное чувство только что пережитой опасности расползалось по всем клеточкам моего уставшего тела; под утро, засыпая, я уже хотел более сильных ощущений и, конечно, еще не мог знать, что это определит мою дальнейшую судьбу.

Август 1969 года, рейд порта Владивосток. Я и мой однокашник Юра Купин работаем матросами на теплоходе «Камчатка» Дальневосточного морского пароходства. Мы курсанты второго курса судоводительского факультета ДВВИМУ, и проходим индивидуальную морскую практику.

День назад пришли с Колымы и ожидаем погрузки на рейде, но в рейс мы с товарищем уже не пойдем, скоро начинается учебный семестр и нам пора в училище. С трудом добиваем многочисленные отчеты по практике, остается только получить обязательные письменные характеристики от старпома и можно списываться. Юра её уже получил и очень хорошую, а я под вопросом, так как отношения со старпомом у меня, мягко говоря, не сложились, и он пообещал мне такую, что в тюрьму не примут, если я хоть на 30 секунд опоздаю на вахту или скажу хоть слово против. Надо продержаться, осталось-то пару дней.

Характеристика очень важна для нас, так как все мы ждем открытия допуска к заграничному плаванию, а это – мечта всей нашей молодой жизни. Сан-Франциско, Сингапур, Гонконг – все это останется пустым звуком без паспорта моряка.

Моя последняя вахта завтра с 4 утра, потом швартовка к причалу, после этого приедет наша подмена, и мы можем списаться с судна. Отпрашиваюсь у старпома в город и клятвенно обещаю, что буду в 11 вечера на последнем рейдовом катере.

Такое ощущение, что Владивосток переполнен курсантами третьей роты ДВВИМУ. Уже через час нас собралось около семи человек, все при деньгах, так как практика индивидуальная, и нам платят по ставке матроса второго класса, плюс за участие в грузовых операциях в Арктике. Обойдя кучу всяких злачных мест, уже изрядно навеселе, прорываемся с боем в ресторан «Волна», что на морском вокзале. Огромное помещение переполнено, грохочет музыка, на танцплощадке в диком танце извиваются пары, и мы просто ныряем в этот водоворот, забыв про все на свете. Только, когда наша официантка заявила, что нам пора уходить, так как ресторан закрывается, я обнаружил, что последний рейдовый катер уже давно ушел. Мои попытки нанять катер в порту ни к чему не привели, и я осознал, что попал и очень сильно. Хмель начал моментально испаряться, и перед собой я уже видел усатую рожу старпома с ехидной ухмылкой.

Час ночи, до начала вахты – 3 часа. Решение приходит мгновенно, поплыву на рейд стилем брасс. Сказано – сделано. Приезжаю на Эгершельд (припортовый район города) на такси, по крутому склону спускаюсь к воде, выбираю место, с которого всего ближе плыть до судна. Теплоход “Камчатка” стоит в первой точке на якоре, а это метров 800 от берега. Раздеваюсь до трусов, одежду прячу под камень – завтра заберу, и захожу в воду. Водичка – ничего, не очень холодная, но больно грязная: на поверхности плавают пятна мазута и разный мусор.

Проплыл метров 200 и почувствовал, что начинаю замерзать. С Амурского залива пополз туман, и огни судов на рейде начали исчезать один за другим, вдобавок, правая икроножная мышца начала предательски сжиматься в тугой комок и тянуть всю ногу – судорога. Надо срочно искать что-то плавучее, командует одна часть мозга, а вторая часть ехидно говорит, ты своей смертью не помрешь, и не мечтай. Отстань, говорю я, еще не вечер. Впереди на плаву осклизлая доска, вся в окружении грязного мусора и топливных разводьев, начинаю осторожно грести к ней руками, ноги выключил, так как не хочу получить спазм мышц от интенсивной работы.