Алексей Семенов - Прощай, моя совесть! Привет, моя месть!

– Так трахалась или нет?

– Ну да, только это не как по любви было.

– Как по физиологии?

– Нет, это как-то по-дружески, что ли…

– Понятно. Хорошая дружба. Он с Ниной поругается – и к тебе в кровать прыгает для успокоения. А ты как мать Тереза прям.

– Мне его жалко. Да и красивый он в своей грусти. Нравилось мне с ним трахаться.

– С этого бы и начинала, – рассмеялась Лошадь. – Не сомневаюсь в этом.

– Вот, – спеша поменять тему, продолжила Рыжая, – а потом Нину отец привел. Теперь они вместе и сюда ходят. Тут я и с Ниной уже познакомилась. Вроде нормально у них все, но чувствуется, что тоже не то…

– А ты?

– А я только от случая к случаю, – грустно улыбнулась Рыжая.

– Как-то противно по-достоевскому.

– Не суди, Лошадь. Это моя жизнь. Не простая, как и у всех, при ближайшем рассмотрении.

– Ладно, извини. Я в душ.

– Давай. Я пока в телевизор попялюсь.

Лошадь ушла в ванную комнату, а Рыжая решила рассмотреть ее квартиру. Это была большая квартира-студио, метров сто общей площади. Чисто. Даже педантично чисто. Такое чувство, что тут живет эгоцентрист. Фотографии на комоде. Маленькая Лошадь на плечах у папы смеется так, как можно смеяться только в беззаботном детстве. Семейная фотка – папа, мама, Лошадь и младший брат. Красивый. «Интересно, – подумала Рыжая, – он в нашем городе живет?» На полках не было фотографии парня Лошади, даже друзей на фотографиях не было. Только семья. «Где же телевизор?» Рыжая осмотрелась. Телевизора не было. Рыжая заглянула в приоткрытую дверь ванной, откуда доносился шум воды душа. Зашла так, что Лошадь не услышала.

– Лоша-адь… – позвала Рыжая, закрывая крышку унитаза и усаживаясь на него.

– Черт, ты меня напугала, – выглянула из душевой кабины Лошадь.

– Ты мойся-мойся, я тут посижу, – улыбнулась Рыжая.

– Рыжая, – опять выглянула Лошадь, – ты часом не бисексуалка? Может, мне для твоей радости дверцу приоткрыть?

– Да вроде нет, хотя ты мне не противна, а даже наоборот… А ты часом не лесбиянка? Я не увидела фотографий твоего парня. Он существует?

– Был, да сплыл, – перекрикивая шум воды, ответила Лошадь.

– А брат где? Познакомишь?

– Посмотрим на твое поведение, – улыбаясь, прокричала Лошадь.

– А родители?

Лошадь выключила воду и выглянула из кабинки.

– Дай полотенце, пожалуйста…

Пока она вытиралась, Рыжая увидела какую-то жирную черную полосу, которая шла у Лошади от шеи по всему позвоночнику до копчика.

– Лошадь, это что – татуха?

– Да, Рыжая, татуха. А ты к бабочкам на копчике привыкла?

– И что она значит?

– Значит, что я должна помнить.

– Помнить что?

– Помнить все, Рыжая. Тебе не кажется, что ты слишком много вопросов задаешь?

– Ну, извини за любопытство. Я, знаешь, тоже все помню. Многие вещи хочу забыть, а не могу.

– Уже пора ехать.

– Последний вопрос можно?

– Давай, но только последний, – согласилась Лошадь, залезая в трусы.

– Ты богатая?

Лошадь посмотрела на Рыжую, как на младшую сестренку, подошла и обняла ее.

– Богатая, Рыжая. Можно дружить, – сказала и рассмеялась.

– Ну прекрати ты, – смутилась Рыжая. – Это я чтоб знать – платить за тебя везде или на равных. Я бы за тебя платила – мне нравится с тобой общаться.

– А почему не «дружить»?

– Для этого время надо, – ответила Рыжая.

– Мне тоже нравится с тобой общаться, Рыжая. Не боись, подружимся! – оптимистично уверила Лошадь.

Пока ехали в «Сейф», Рыжая успела рассказать о последних двоих членах общества анонимных наркоманов – гее Платоне и странной корейской «половинке» Мише.

– Так вот, – начала Рыжая, – остались Платон и Миша. Платон – гейский гей. Ты как, кстати, к геям?

– Толерантно, – улыбнулась Лошадь.

– Про то, что он – гей, знают все. Даже его предки, прикинь, знают. Со временем спокойно стали относиться. А когда он с наркотой завязал и в общество вступил, можно сказать – вообще хорошо. Опять же – опрятный всегда, галантный, подружкам матери нравится.

– Взрослые тетки вообще любят геев. Он манерный? Я не слышала, как он говорит. Меня манерные раздражают.

– Так манерные – это не геи.

– В смысле «не геи»? – удивилась Лошадь.

– Манерные – это пидовки, а Платон – гей.

– Бред какой. Это кто такую муру придумал?

– Геи и придумали, чтоб дистанцироваться от пидовок.

– Завязывай этот разговор – бесит он, – поморщилась Лошадь. – Скажи только, откуда у него бабки и дружит ли он близко с Максом и Ниной?

– Лошадь, мы все в какой-то мере дружим с Максом и Ниной. Мы – одна семья по общей беде, и только вместе нам спокойнее. Мы видим таких же конченых в прошлом, как и сами. И это нас спасает. Зачем, думаешь, на собраниях мы говорим «Я уже два года и четыре месяца не употребляю»?

– И зачем?

– Чтоб каждый понимал, что хоть и хочется иногда, но надо держаться, как другие твои друзья. Им тоже плохо, но они держатся. И я должна.

– Понимаю.

– А деньги у Платона от политиков. Знаешь, что они, как и мы, поддерживают друг друга. У Платона рекламное агентство. Через него размещают всю рекламу правящей партии в телике, радио и наружке.

– Большие бюджеты?

– Нереальные… И системные.

– А кто конкретно у него связующее звено? – рассмеялась Лошадь.

– Фу-ты, – Рыжая тоже заулыбалась скабрезности, – не знаю кто. Не видела никогда его. Спроси у него сама.

– Как-нибудь спрошу. Давай про Мишу. Чё ей мужское имя дали?

– Говорит, что Миша – более женское имя, чем мужское. Мишшшшаа. Чувствуешь, что оно более женское?

– Не чувствую. Знаю только, что Михаил – очень красивое и мужское.

– Ну а она – Миша. Родители – артисты из драмы нашей.

– А, тогда понятно. Считай – повезло, а то могли бы какое-то более сложное дать – из нескольких имен, например. Они считают, это модно.

– Миша – «половинка».

– Это что значит?

– Наполовину – кореянка. Когда наполовину – их «половинками» называют. Она в этом году заканчивает универ, будет актрисой. Уже сейчас много предложений – внешность интересная.

– Сумасшедшая, как все студентки театральных?

– Ну не без этого, – согласилась Рыжая. – Всегда какие-то модности притаскивает из универа. Сейчас у них модно слово «говно» ко всему добавлять.

– Это как?

– Ну, например, говоришь ей: «Это классный фильм?» А она: «Это не фильм, а говнофильм какой-то» или «Миша, это народная мудрость», а она: «Это говномудрость».

– И долго такие сдвиги продолжаются? – рассмеялась Лошадь.

– Да нет, как все модности – быстро проходят. Сейчас она уже на завершающей стадии – не так часто говорит.

– А у нее деньги есть? Это твой любимый вопрос, Рыжая, – приобняла приятельницу Лошадь.

– Да прекрати ты, – засмущалась та. – Бабок у нее мало, но говорит, что хватает. Гордая и экономная.