Игорь Митрофанов - Несуразица

– Так, рука отдохнула? – продолжал лектор. – Тогда поехали дальше!

– Не-а! «Кони хочут пить!» – упёрся копытцами летописец.

– Конечно! И курить?!

– Ага! А вы не помните, случайно? Кто-нибудь написал мало-мальски стоящее трезвым, да без табачной трубки?

– А как же! И не случайно! Татьяна Ларина, например, письмо Онегину. «Татьяна, бедная Татьяна!»

– Да, да, да! А какой был при этом Пушкин? Кто видел? – дерзко не сдавался сороколетний «студент-заочник».

– Ты смотри, с характером! Ну, давайте! За плодотворный спор и за умное упорство! «Ежедневно рожай себя, иначе станешь выкидышем!»

– Стойте, стойте! Мне не хватило мензурки! Дайте, во что налить!

– На вот, подфарник от «габаритов», немного надтреснутый, зато не вытечет.

– Верно мыслите, молодой человек! Необходимость определяет целесообразность предмета! Почему нельзя помешать похлёбку молотком? Гвоздик забить, например, пистолетом, а поварёшкой копать ямки под саженцы? Даже масло может нести различную нагрузку, добиваясь искомого результата: то ли – умасливание, то ли – кипящее в глотку. Хотя, с другой стороны, чарка и плафон – на разных полюсах растрёпанности! Не наводи микроскоп на звёзды! Не ищи телескопом бактерии! Один увеличивает! Другой – приближает! Никогда не спутывай близкую кривду с далёкой неправдой! Вот такой помпезный кардамюр!

– А как пишется «кордомюр»?

– Я один должен всё помнить? Поимпровизируй грамматикой! Ты уже не маленький Петя и волк!

Учёный «на бочке из-под ящика» слыл известным в своей среде и, написав, защитил целый ряд диссертаций для амбициозных работников и сотрудников института. Те, время от времени, должны были подтверждаться, соизмеряя свои научные степени с высокой нужностью чинов и должностей. Тем самым постоянно доказывая острую необходимость развитого общества в изысканиях данного преумного учреждения.

Но больше всего доктор наук любил вспоминать первую свою крупную научную работу. Его дочь тогда начала играть на пианино. Умилённый звуками нестройных гамм, громко и несмело вырывающихся из-под корявых детских пальчиков, молодой талантливый отец, ещё не зная над чем будет работать, дал название своей, рождающейся под музыку вдохновения, диссертации:

«Доминантное Реанимирование Микозной Фазы Сольвента Ляписным Синхроном До Донного Синтеза Лямды Сольсодержащих Фабул Минимальной Резистентной Дозы».

То, что этот человек сутками не выходил из лабораторий, создавая научные труды всем институтским «людям без участья»: профоргу и комсоргу; парторгу и «перспективным» партийными полизышам; декану и секретарше декана; проректору и «отставному козы барабанщику» проректора; портнихе ректора – «чтоб не чинила зла», собаке ректора – «чтоб ласкова была», не спасло его от травли.

Через много лет, когда ему всё-таки дали «щедрой дланью» стать маститым профессором, учёный пострадал за смелые суждения. Это случилось в тревожных восемьдесят пятых, когда вся страна надела значки «борцов с трезвостью». Время, когда на комсомольских свадьбах водку газировали, подкрашивали и подавали под столами из чайников в кофейные чашечки, а на партийных праздниках лили самогон из супниц в глубокие тарелки.

Его, может быть, и не отправили бы на пенсию только за то, что несколько бдительных аспирантов «случайно» заметили, как преподаватель в районном центре, за сто пятьдесят километров от института, выйдя из дома своих родственников ночью, пошатываясь, садился в такси. Нет! За это тогда не выгоняли даже из вражеского Кембриджа и ненавистного Гарварда! Профессор просто перешёл все границы дозволенного и посмел заговорить(!) из зала, даже не находясь в президиуме(!), на партийном(!) собрании института. Сборище ленивой челяди проводилось по поводу жалобы жены-коммунистки на мужа-коммуниста со стажем о супружеской халатности и об отклонении от линии семьи в сторону оппортунистически настроенной, беспартийной части остального несознательного женского населения. Партком с воодушевлённым единодушием вынес [24] Партийные собрания – это такие приятные и полезные вечеринки. Внёс предложение? Вынеси постановление! /И туда – с чем-то! И оттуда – не с пустыми руками!/ постановление члену организации вернуться в лоно жены активистки. И всё было бы как всегда – ничего, но тут «наш» профессор, несанкционированно подняв руку, подал голос. Мол, негоже всей партийной организации, нетактично и некультурно вмешиваться в личные сношения между семьёй! От его слов на неразвращённые умы партийцев пахнуло мохеровой групповухой. Некоторые даже перекрестились. А ректор, не сходя с трибуны, зачитал приказ о немедленном увольнении наивного, опрометчивого дядечки – рядового коммуниста, предъявив всем, передав по рядам, оказавшееся в подвернувшейся за спиной руке письмо аспирантов о ночных пьяных оргиях профессора. Все осудили ртами: «цы-цы-цы», удивились шеями в стороны: «ай-ай-ай» и отшатнулись руками вверх «ну-ну-ну» – за увольнение, хотя голосовать от них никто не требовал. Решение давно было административным, ждало момента и гласило: «Отправить на пенсию в связи с достижением предпенсионного возраста». А лучший друг из коллег [25] Лучший друг из коллег, лучший друг из спортзала, лучший друг из универмага… Друзей не наживают! Друзья или есть, или сил на них не хватает. А наживают – болезни и хлам! от себя громко по бумажке добавил:

– Пускай отольются тебе слезами страдания палестинского народа!

Профессора вышвырнули, как выжатую потрёпанную поролонку. Сила безумия в который раз доказала бессилие ума. /А так безумно хочется, что бы ум имел силу!/ …Теперь новые научные труды профессора из старого неопубликованного потихоньку издавал его племянник, чудом проживающий в Канаде. А сам сочинитель, ставший почётным членом академий Монреаля и Квебека, патриотично(!) отказываясь от лекций и консультаций за океаном, зачитывал отрывки из своих мемуаров в родных, для своего нутра, гаражах:

– «Я мыслю, значит, существую!» – продолжал монодиспут [26] Монодиспут – спор между двоим собой. профессор. – Я мыслю, значит, существую! Нет! Вы слышали?! Это же надо такой фразой ударить по векам и остаться в истории! Я говорю: «по векАм», а не «по вЕкам», в смысле – это не веки, которые у Вия, а – века, в которых Славься! Какая весомая мысль! Он, значит, мыслит, он, значит, существует! А если не мыслит, значит, что? Значит – не существует, правильно? И вот бредёт это мыслящее существо (оно, извините, сам поставил себя в средний род), на ходу мыслит, глаза от высоких мыслей задрал над деревьями. Когда… «Ябс!!!» – об булыжник. Палец – сломан, ноготь – сорван! Руками не успел придержать землю, потому что «заготовки» витали далеко в воздухе, помогая мозгам. Умной мордой – прямо в сдохшего на прошлой неделе барсука! Тот и при жизни-то вонял – вся природа убегала! А сейчас!!! Ну, и как? Рвота, боль, визг! Нет! Не может быть! Камень не существует, потому, что не мыслит! Сломанный палец сам не мыслит, значит его существование мнимо! А вонь! Блевота! Как же, не мысля, это всё может так сильно иметь место! Надо, видимо, мыслить дальше. Да, но моя гениальная «тема» размножена и делает меня великим на вЕки! А! Продал, пускай жрут!.. Ну, как вам, господа?