Михаил Эм - Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность

Евнух: Всего лишь показал несколько движений.

Калиф: Молодец, достоин поощрения. В следующем году подниму на Диване вопрос об увеличении финансирования гарема.

Евнух: Спасибо, о щедрейший.

Калиф: Послушай, евнух, ты случайно не знаешь, какого размера пенис у бухарского эмира?

Евнух: О, любопытствующий…

Калиф: Не знаешь, значит. А курнуть хочешь? На, кури, будем затягиваться по очереди.

Курят по очереди.

( Продолжая прежнюю мысль ). А как она двигает бедрами! Скажи, отчего другие наложницы так бедрами не двигают? Не мог бы ты показать несколько движений и остальным девушкам?

Евнух: Это у Пэри природное.

Калиф: Я так и думал. Аллах знает, как это у нее получается. К слову, я разрешил Пэри дважды в неделю выходить на базар, в твоем сопровождении. За ее безопасность ты, евнух, отвечаешь головой.

Евнух: Это уж как водится.

Калиф: Я опять упомянул голову? Похоже, начинаю заговариваться. Ладно, забыли и затянулись… Но Пэри, Пэри – эта юная наложница почему-то все время стоит перед глазами. Разве так бывает, евнух? Вот она проплывает перед тобой в танце, обнаженная, или примеряет перед зеркалом блестящие побрякушки, или занимается с тобой любовью. Ничего из ряда вон выходящего, а вместе с тем понимаешь: эта женщина – назначенный тебе Аллахом фатум… А ты, евнух, когда-нибудь испытывал чувство, что женщина, с которой ты занимаешься любовью, есть назначенный тебе фатум?

Евнух: Куда уж мне заниматься любовью.

Калиф: Прости, как-то не подумал. С языка слетело.

Евнух: Я привык.

Калиф: Все забываю спросить тебя, евнух. Ты ведь в гареме давно, еще отцу моему служил. А как ты пошел в евнухи? Ну, с чего все началось?

Евнух: Это долгая история, о любопытнейший из познавших.

Калиф: Я весь внимание.

Евнух: Да будет вам известно, о внимающий, что родился я в зажиточной крестьянской семье, которая, тем не менее, ко дню моего шестнадцатилетия окончательно разорилась. Отец, надумав сделать в коровнике ремонт, взял у менялы кредит и не смог по нему расплатиться. Проценты все нарастали и нарастали, пока в один несчастливый день не превысили стоимость всего нашего хозяйства со всеми его орудиями и животными. От непосильных тягот отец заболел и умер. Тогда, не успели заплесневеть лепешки со скудного поминального стола, меняла распорядился отобрать у нас дом со всем, что в нем было, и продать в счет погашения долга. После расплаты с менялой у нас с матерью осталась лишь жалкая лесная лачуга, которую мы когда-то использовали для хранения дров. В этой лачуге мы и стали жить, питаясь лесными ягодами и кореньями.

Однажды, бродя по лесу в поисках съестного, я споткнулся о длинный и гладкий, торчащий из-под земли столб. Удивившись, я попытался вытащить этот непонятный столб из земли, что после нескольких безуспешных попыток мне наконец удалось. И как только я его вытащил, в том месте, где от вытащенного столба образовалась в почве глубокая дыра, разверзлась земля и из-под нее выскочил огромный и страшный дэв, держащийся за свою ступню.

«О, Аллах! – вскричал дэв громоподобным голосом, от которого у меня по всему телу прошел холодный озноб. – Три тысячи триста лет и еще тридцать три года с одной третью я не мог вытащить из ноги эту проклятую занозу, и ни один джин или дервиш, к которым я обращался на протяжении этого длительного периода, не могли мне помочь, и только тебе, смертному человеку, оказалось по силам меня излечить. В благодарность за чудесное исцеление объявляю тебя своим товарищем. Отныне и навсегда мы с тобой товарищи. Во веки веков!»

Так объявил дэв, заключая меня в крепкие товарищеские объятия, от которых я едва не испустил дух. И тогда, обрадовавшись новообретенному товарищу, рассказал я ему о своей короткой и суровой жизни: о том, как, благодаря коварству менялы, мы с матерью потеряли дом вместе со всем нажитым добром, и какое полуголодное существование влачим теперь.

«Что я могу сделать для тебя, товарищ?» – закричал дэв, роняя крупные слезы величиной с целый арбуз.

И тогда я попросил у дэва немного денег, чтобы мы с матерью могли купить немного еды и насытиться.

«О, мой бедный измученный товарищ, – ответил тронутый моим бедственным положением дэв. – В можжевеловом лесу, в котором мы с тобой находимся, не сыскать денег, ибо в нем нет рудников цветных металлов и даже ни одного клада с монетами не зарыто. Прости, но при всем своем желании я не могу достать для тебя немного монет, чтобы ты со своей уважаемой матерью утолил мучающий вас голод. Однако не гляди на меня с такой выразительной скорбью – надеюсь, что смогу помочь твоему горю. Действуя вдвоем, мы заставим раскошелиться менялу, столь бессовестно тебя обобравшего и осиротившего».

Слова товарища показались мне не лишенными резона, и я согласился. Тогда мы договорились, как поступить.

На следующее утро я встал на голодный желудок пораньше, поцеловал на прощание спящую мать и захватил в дорогу пустой кошель своего отца, в котором давно уже ничего не звенело. И, встретившись с дэвом, набил по его наущению кошель мелкими камнями и травой, чтобы кошель выглядел, как будто он полон денег. И мы с дэвом отправились на городскую площадь, на которой, помимо торговцев разным галантерейным и оружейным товаром, располагались меняльные лавки. И на городской площади я увидел меняльную лавку своего обидчика – того самого менялы, который разорил мою семью и свел в могилу отца. И моя душа преисполнилась такой злобы и ожесточения, что, не дрогнув ни единым лицевым мускулом, я вошел вместе с дэвом в меняльную лавку.

Надо сказать, о благороднейший из великих и величайший из бессмертных, что меняла меня не узнал, так я был худ и изможден жизнью в лесной лачуге.

«Что тебе надо в моей лавке, оборванец? – закричал он на меня, только увидев. – Немедленно убирайся отсюда сам и своего дружкавеликана не забудь захватить, иначе кликну стражников и вам обоим не поздоровится!»

На что я сделал удивленное лицо и ответил:

«Разве не здесь по самому выгодному курсу меняют греческие драхмы, и португальские песо, и испанские дублоны? Наверное, я по ошибке зашел не в ту лавку».

Меняла поразился моим рассудительным словам и, перестав возмущаться, промолвил:

«Ты не ошибся, прохожий, я действительно самый честный и бескорыстный меняла во всем городе, и курс у меня самый гибкий для покупателя, однако не хочешь ли ты сказать, что зашел в мою лавку произвести денежный обмен? Насколько я могу судить по твоему халату и изможденному виду, денег у тебя давно не водится».