Александр Морейнис - Люди и боги. Триптих (сборник)

Однако в деле сватовства к Елене и этот хитрец из хитрецов не сумел просчитать все варианты, можно сказать, оплошал. Был настолько уверен, что его, и только его выберет красотка, что решил подстраховаться на тот случай, если кто-то из женихов-неудачников захочет ему отомстить. Предложил: а давайте-ка, друзья-соперники, пока еще вожделенная наша не озвучила свой выбор, заключим договор: никто из нас (были ль сказаны эти два ключевых слова «из нас», не были ль?) не только не станет мстить ее избраннику, но и наоборот – обязуется выступить в едином фронте против его обидчика. Женихам (и мне в том числе) мысль понравилась. Согласны! – воскликнули все разом и скрепили договор крепким рукопожатием.

Ну а что было потом, известно всем. Елениному избраннику, Менелаю, нанес величайшую обиду не кто-то из нас, а гость из-за моря – сын троянского царя Приама Парис. Воспользовавшись отбытием Менелая на остров Крит, на дедушкины похороны, Парис не только увел у него жену, но и прихватил несколько сундуков с сокровищами. (Кстати, Елена не очень-то сопротивлялась, Парис – мужчина хоть куда: и лицом хорош, и статью, и голосом сладок, и совместное будущее обрисовал столь радужное, что никакому женскому сердцу не устоять).

Вот тебе и Парис, сынок царский, любимец Афродиты… Вот тебе и Елена, дочь Величайшего из богов…

Менелай, прибыв домой и обнаружив пропажи – одушевленную и неодушевленную, – на какое-то время лишился рассудка.

– Негодяй! Ворюга бесстыжий! Я к нему, ко всем его братьям со всей душой, такой радушный прием устроил, а они… Тварь неблагодарная! Жену увел… Драгоценности в сундуках… Около половины всего моего запаса… Да я его… Я их всех, как тараканов… Я ничтожество это… О, только попадись мне в руки, Парис! О, только попадитесь мне в руки, воры троянские! О!!

Все это было, конечно, верно – неблагодарная тварь, ничтожество, – но следовало решить, что ж предпринять в создавшейся ситуации.

Рванул Менелай к братцу своему старшему, тоже царю-властителю, Агагемнону, и, давясь слезами обиды, поведал о случившемся. По мере рассказа братец все более и более мрачнел. «Какая низость!» Дослушав рассказ до конца, в свою очередь выдал затяжную тираду, в коей упомянул всех Парисовых родственничков – и близких, и дальних, и мужчин, и женщин, – затем, простерши руки в сторону Олимпа, испросил: «О, боги, явите милость, помогите покарать троянцев, нанесших нам это неслыханное оскорбление». Выслушали боги Агагемнона, прониклись сочувствием и одарили сильной мыслью. После чего восприявшие духом братья стали созывать со всей Греции бывших Елениных женихов.

Как только те прибыли, пред ними с речью выступил Агагемнон. Сначала в ярчайших красках обрисовал содеянное ненавистным троянцем, а затем заявил:

– В соответствии с договором, мужи благородные, вы обязаны отомстить за попранное Менелаево достоинство.

– Договор? – удивились мужи, – О каком договоре речь?

Агагемнон в свою очередь состроил недоуменную гримасу.

– Неужели забыли? – Обвел присутствующих подозрительным взглядом – в самом деле забыли, или прикидываются? – Ладно, напомню. Был меж вами договор: если кто посмеет обидеть Елениного избранника, то экс – женихи, объединившись, единым фронтом выступают против обидчика. А обидчик вот он – коварный, подлый Парис. Так что восходите, цари и герои, на корабли свои вместе с дружинами своими, и вперед, на восток, к берегам троянским. Уничтожим на корню воровское семя Приамовское, а заодно сотрем с лица земли их вотчину – ненавистную Трою! Кстати, да будет вам известно: город этот – один из самых богатых в Азии, и поживиться там найдется чем. На всех, поверьте, хватит.

Речь Агагемнонова вызвала в душах бывших женихов Елениных чувства, скажем так, неоднозначные. Встал один из нас (за давностью лет и не припомню кто) и сказал:

– Могущественный Агагемнон, мы внимательно прослушали тебя, теперь выслушай ты нас. Подлый вор Парис, попранное достоинство брата твоего Менелая, Троя, богатая и порочная, – все это правильно, только есть одно «но». В договоре, о котором ты нам только что напомнил, ведь как говорилось: если кто-то из нас… подчеркиваем: если кто-то из нас, женихов, черной завистью к Еленину избраннику движим, пожелает разрушить их семейное благополучие…

– Ничего подобного, – вскричали братья разом. – Не было в договоре таких слов: «если кто-то из нас»… Было: «если кто-то… вообще кто-то, неважно кто… обидит Елениного избранника»…

– Было! Было именно: «Если кто-то из нас, женихов…»

– Да нет же! – вновь перебили гостей братья. – Не было в договоре этих двух словечек: «из нас»…

– Было: «…из нас…»!

– Не было!

– Было!

Нет, даже множеству мужей не переспорить двух громогласных упрямцев – Агагемнона и Менелая.

– Чем угодно поклясться мы готовы – не было! И давайте прекратим этот спор, недостойный благородных мужей.

Отошли в сторонку бывшие женихи Еленины, стали совещаться. Совещались долго, эмоционально, наконец, нахмуренные, возвратились на место.

– Ладно, сыновья Атрея, будь по-вашему, выступим вместе с вами единым фронтом против воровского гнезда троянского.

Братья аж просветлели лицами.

– Ну вот, другое дело, Я всегда верил в вас, друзья мои, – подвел итог Агагемнон, – в вашу честность и верность слову. И еще вот что скажу напоследок, уверен, вы со мной согласитесь: уж очень долго мы без войны, обросли жирком покоя и благополучия. Пиры, охота, игры, хозяйский учет – скукотища. Скажу более: благородных мужей недостойно. Не жизнь, а прозябание. Так что собирайтесь, цари и герои греческие, в путь-дорогу дальнюю, и да пошлет нам Эол [2] Эол – властитель ветров в Древней Греции. попутный ветер.

К тому времени Одиссей уже был женат на Пенелопе, двоюродной Елениной сестре, и даже имел сына, маленького Телемаха. Можно себе представить, как воспринял он призыв Агагемнона: все на войну, греки, отомстим за попранное достоинство одного из нас, разгромим воровской род Приамов, снесем с лица земли Трою!

Ну да, вот сейчас все брошу, распрощаюсь с женой, сыном, и на войну. Ради чего? Чтоб стать богаче? – Да и так не бедствую. Ради кого – ради Менелая? – Да кто он мне такой? Если нанес ему, везунчику-избраннику (а если называть вещи своими именами, невезунчику) обиду гость заморский, то с какой стати мне калечить жизнь свою, под меч троянский голову подставлять, – такой вид имели Одиссеевы рассуждения (и не только его, а большинства участников того жениховства).

Пораскинул мозгами Одиссей и решил прибегнуть к хитрости. Перед прибывшими в Итаку Менелаем и Агагемноном, а также Нестором и Паламедом он предстал в странном виде: из-под грязных спутанных косм горящий взгляд; вместо внятной, размеренной речи – бессмысленное бормотанье, дикие выкрики; тело прикрыто истлевшей дырявой рогожкой, такую последний раб не оденет. И чтоб высокие визитеры полностью поверили в его безумие, Одиссей впряг в плуг вола и осла и с их помощью пытался вскопать поле, кое засевал солью. Паламед, смекалкой Одиссею не уступавший, сразу раскусил его. Глядя на представление, лишь усмехался: ай да Одиссей, ай да ловкач… Ладно, говоришь ты безумен – тогда оставайся безумцем до конца. И положил перед ослом и волом сыночка Одиссеего, Телемаха. Не ожидал хитроумный царь Итаки такой прыти от Паламеда, остановился. Паламед его стыдить: «Нехорошо, Одиссей! Как-никак ты царь, а ведешь себя подобно лицедею странствующему». А вслед за Паламедом мудрый старец Нестор голоском надтреснутым: «Договор есть договор, устный ли, письменный – не важно, и несмываемым позором покроет себя тот, кто его нарушит. Таков неписаный закон Греции».